Ролевик: Хоккеист / Лёд

- И как ты стал рекрутом?

Лемье снова посмотрел на него - тяжелый, блеклый взгляд было трудно выдержать. Патрику от него стало не по себе, словно, заглянув в бездну ночного неба, он вдруг понял, что эта бездна сама смотрит на него. Словно чудовище, с которым он так долго сражался внутри себя, вдруг встало перед ним во плоти. И это воплощение вдруг показало ему саму суть этой борьбы: тот, кто сражается с монстрами, пусть остерегается сам стать монстром, но тот, кто сражается с монстром в себе, может осознать эту борьбу, лишь узрев монстра вне себя.

- Я тогда выиграл свой первый юношеский чемпионат. Каждому из нас выдали кольцо с гравировкой года нашей победы и титула, который мы завоевали. Я очень гордился этим кольцом и почти не снимал его - даже на заводе, хотя правила запрещали операторам станков носить кольца. Однажды, работая в ночную смену, я случайно поднес руку слишком близко к валу, край резца зацепил кольцо, растянул и стал наматывать его на вал. Кольцо разрубило мне палец по суставу и вырвало сухожилие до самого локтя. Меня зашили, но сказали, что с рукой теперь будут проблемы. И что с хоккеем придется завязать.

Он замолчал. Патрик не стал его торопить. Спустя несколько секунд Лемье заговорил снова:

- Тогда тренер моей команды предложил отцу вариант, по которому меня устроят в НХЛ, к тому же, заплатив семье солидный гонорар. Отец согласился.

Патрик молчал. История казалась странной. Травма руки - слабое основание для карьеры рекрута. Променять долгую жизнь нормального человека на десять лет хоккейной карьеры? Или сеьме Клода не рассказали о последствиях?

- Руку мне исправили, добавили еще кое-что и отправили в тренировочный лагерь. Меня даже выпустили на несколько игр, но руководство клуба меня не одобрило. Я вернулся в клинику, где мной снова занялись скульпторы. Потом все повторилось. Теперь я полноценный игрок, полезный клубу.

Руа неуверенно кивнул. Лемье не нужно было знать подробностей, но со стороны они были вполне очевидны: дело было не в физических способностях Клода. Дело было в том, что Лемье не был рекрутом таким, каким должен был быть. И его "исправили", попросту выдрав из его души все, что мешало молодому парню стать по-настоящему "полезным клубу".

А не было ли так и с остальными? Действительно ли души их были повреждены? Или же это была только ложь, которой прикрывалось создание послушных, надежных игроков, которых можно без проблем списать, когда подойдет к концу срок их службы?

Лемье закрыл краны, методично обтерся и вышел из душа. Патрик стоял неподвижно, чувствуя, как горячая вода щекочет ткань шрамов, нагревает уходящие в плоть стяжки. Собственное тело внезапно стало неудобным и тесным, как чужая одежда.

Сегодня все решится. Сегодня напряженное, противоестественное равновесие, которое сохраняется уже целых десять дней, будет окончательно и бесповоротно нарушено. Колеблющиеся чаши весов совершат свое последнее движение, и одна команда уйдет со сцены, а другая - двинется дальше, к новой битве.

Два периода уже позади и третий окончится всего через пару минут. Счет равный, обе команды смогли забить всего по одной шайбе. Такой результат не удивляет - и китобои и варлоки предпочитают осторожность риску, и потому что плата за риск - поражение, и потому, что такую цену уже довелось уплатить и Хартфрду, и Монреалю. Три победы одного - это три поражения другого и в этом они равны.

Осторожная позиционная борьба, кажется, должна пойти на пользу "Варлокс" - на их стороне духи Форума и вся мощь худду-операторов и инженеров. Но "Вейлерс" держаться уверенно, каждая их атака имеет шанс на успех, и это не результат случайности, скорее случайность - истинная причина того, что ворота Руа все еще остаются нетронутыми на протяжении двух периодов.

В ушах бешено стучит пульс, глаза подернуты туманом. Тело действует само, мозг плавает в мутном колдовском вареве. Что происходит? Такого с Патриком никогда раньше не случалось. Игроки перед воротами смазались, превратившись в мутные цветные пятна, варлоки - темные, китобои - светлые.

Руа трясет головой, пытаясь вернуть чувствам остроту - бесполезно. Шум в ушах становится только громче, от резких движений перед глазами плывут розовые кляксы. Тревожная вибрация имплантатов едва пробивается сквозь вату оцепенения.

"Тебя пробили операторы "Вейлерс", - меланхолично сообщает внутренний голос. - Теперь тебе конец. Следующий удар войдет все равно, что в пустые ворота."

"Не торопи события, - возражает ему Патрик, - Этот удар еще надо сделать."

"Они его сделают, можешь даже не сомневаться"

"Судьи заметят неразрешенное вмешательство и остановят игру, - возражает Руа. Кажется, кто-то внутри тихо смеется:

"Заметят? Неужели ты думаешь, что китобои пошли бы на такое, если был бы хоть малейший шанс, что это заметят? Тебя слили Руа. Ты проиграл."

"Последнее время я это часто слышу."

"Значит, рано или поздно услышанное станет увиденным, разве нет?"

"Нет."

Требуется невероятное усилие, чтобы заставить взгляд сфокусироваться на шайбе. Ускользающее, размытое пятно ее, мечется от одного края площадки к другому, мелькает между игроками, которые внезапно кажутся такими медлительными и неповоротливыми. Руа видит, как один из них, в светлой форме, ловит ее на крюк и бросается вперед - резко и в то же время плавно, как будто движется сквозь толщу воды, преодолевая сильное течение. Он выходит на острый угол поднимает клюшку, бьет...

Шайба вспыхивает красным, как раскаленный уголь, отрываясь ото льда. Ее полет кажется медленным и величественным, а движение Руа - неуклюжим и запаздывающим.

"Ты проиграл. До конца периода осталось тридцать секунд."

Шайба с гулким, утробным звоном ударяется в штангу, но продолжает двигаться к красной линии, стремясь упокоиться во внутренности ворот. Безумно вращаясь, она описывает пологую дугу, обоходя вратаря. Патрик подается вперед, шайба врезается ему в грудь, в месте рикошета отчего-то становится горячо. Огненный шар уходит в сторону поля, прямо к игроку, готовому нанести еще один удар. Удар, который уже не отразишь.

Руа подается вперед и вниз, покидая свой пятачок, выбросив вперед руку с ловушкой. Они встречаются одновременно - шайба, клюшка и перчатка. Глухой удар отбрасывает руку в сторону, но это никак не поможет нападающему. Руа падает на лед, подтягивает руку под себя, чувствуя, как по ней бьет клюшка - раз, второй, третий. Шайба жжет ладонь даже сквозь кожу и набивку перчатки, дрожит, пытаясь вырваться. Отчаянный визг свистка раздается, когда ловушка, наконец, ложится на лед, прижатая к груди вратаря. В голове взрывается сверхновая, изгоняя колдовской дурман, прочищая сознание. Патрика подхватывают, ставят на ноги, хлопают по плечам, кричат в лицо, но слова их тонут в реве трибун. Форум стоя приветствует его, десять тысяч человек неистовствуют и волна их восторга с головой накрывает Руа на мгновение оглушая и ослепляя. Когда крики утихают, он возвращает шайбу рефери и снова становится в рамку. Тридцать секунд. Тридцать секунд, а потом - овертайм...