Сергей Лукьяненко - Печать Сумрака

А Евгений Евстахович был полковником, который не стремился стать генералом. После десятиминутной беседы я понял, что область он держит под контролем, на жизнь не жалуется, подчиненных любит, к Темным относится сдержанно-неприязненно. Как и положено.

Мы с Евгением Евстаховичем сидели в ресторанчике при гостинице, где меня поселили. Отель был очень симпатичный, с видом на Волгу и по московским ценам — удивительно дешевый. Ресторан тоже порадовал — здесь готовили великолепный омлет. И не надо смеяться, омлет — это только на первый взгляд очень просто. На самом деле на умении его готовить проверяют поваров.

— Что сказать про Алексея? Даже и не знаю, голубчик… — Шеф самарского Дозора задумался. — Ничего необычного не вижу. И так, и этак смотрел. Разве что в Сумраке он вместо синего мха словно бы какую-то пыль видит. Нашли его странно — ну, бывает… А тут с Юрием этим… такой пердимонокль вышел… Другого я бы раскрутил на откровенность. Даже шефа Дневного… ну, по свойски… как шеф с шефом… поговорили бы. А к Юрию нет подхода. И он молчит. Но Марево Трансильвании впустую угрохал, представляете, Антон Сергеевич?

Если отжать словесную воду, ничего нового по сравнению с Гесером он мне не сказал. Масса деталей, но смысл тот же — странный молодой Иной, вокруг которого крутятся странные фигуры.

— Москвичом я вас представлять не стану, — озабоченно сказал Евгений Евстахович. — Не то чтобы у нас москвичей сильно не любили, но вот связать вас с тем Антоном, Высшим, будет проще… А нам не надо, чтобы вас опознали. Все замолчат, во фрунт вытянутся и замолчат. Вы, голубчик, будете у нас Антоном… э… Посадским. Из города… допустим… Нижнего… нет! Что-то столичное в вас есть. А давайте вы киевлянином будете? Хороший город, пусть пока и за границей…

— Пока? — удивился я.

— Ну, «уже», — усмехнулся Евгений Евстахович. — Знаете, Антон, сто лет туда-сюда учат понимать исторические тенденции. Будете киевлянином! Не очень сильным. Давайте — пятого уровня? Скажем, что вы в командировку, послали вас опыт перенимать… например, занятий с молодежью. У нас очень хорошая молодежь! И я вас вместе с Лешей, он парень-то юный, мальчишка еще совсем, отправлю в инспекционный тур. Ходить по школам, училищам, институтам… выявлять потенциальных Иных, к примеру. А? Хорошая мысль? И пользу принесете Дозору. И с Алексеем нашим пообщаетесь вволю.

Мысленно я усмехнулся. Хитер Евгений Евстахович! Конечно же, ему не хочется, чтобы всеобщим достоянием стал визит Высшего из Москвы. Хоть прямого подчинения областных Дозоров столичному и нет, но неофициально все визиты из Москвы воспринимаются именно так. Да и вообще… негоже молодежи видеть кого-то, кто сильнее непосредственного начальства.

А так — я буду все время при Алексее, задание Гесера исполню, а попутно еще и смогу пользу Самаре принести — поглядеть, нет ли Иных среди детишек. Теоретически это может делать любой Иной, даже седьмого уровня. Но фишка в том, что Высший заметит признаки Иного раньше — порой за несколько лет до того, как они станут видны всем. Значит, я смогу увести из-под носа у Темных несколько Иных.

— Прекрасная мысль, — сказал я.

Алексей был из тех славных положительных парней, которых, по мнению стариков, уже давно не существует — повывелись. Нет, наверняка были парни и девчонки, имеющие другое мнение, но в целом — просто классический Светлый, энергичный, наивный и доброжелательный.

— А как по-украински «мальчик»? — спросил он.

Мы сидели на лавочке перед зданием школы. За пределами ограды, потому что я докуривал сигарету и законопослушно не приближался к учебному заведению.

— Хлопец, — сказал я, мусоля сигарету.

— А как по-украински «девочка»? — продолжал самообразование Алексей.

Смеется он, что ли? Может, раскусил мою «киевскую легенду»?

— Дивчина, — буркнул я.

Алексей кивнул, секунду подумал и спросил:

— В Киеве богато Иных среди хлопцев и дивчин?

— Багато, — сказал я. — Инших. Серед хлопчиков и дивчаток. Старайся говорить… как бы сказать… попроще. Будто ты в деревне на завалинке. И язык сразу скатится к украинскому диалекту. Нет, не много. Как везде. Потенциал Иного обычно проявляется не в детском возрасте, а в период полового созревания, чаще всего к его окончанию. Если в этот момент они не были выявлены, то становятся малозаметными, с годами их выявить все сложнее и сложнее — пока не начинается половая инволюция.

Алексей нахмурился.

— По-украински не знаю, — усмехнулся я. — У лингвистов еще не дошли руки придумать слово взамен… Дегенерация, короче. Наиболее заметен потенциал Иного у подростков и стариков. Когда половая функция нарастает — и угасает. Поэтому среди Иных полно молодежи и стариков, а вот людей среднего возраста… ну, вроде меня… не очень много.

— Значит, это как-то связано! — оживился Алексей. — Магия… и… половая функция.

Честное слово, он чуть было не покраснел, сказав «половая функция»! Хотя выматериться наверняка мог без смущения.

— Верно, капитан очевидность! — сказал я. — Но воспользоваться этим так и не удалось. Некоторые Иные практиковали всю жизнь воздержание, другие напротив — устраивали оргии каждый день. Кое-кто дошел до пересадки себе семенников.

— Обезьяньих? — блеснул Алексей эрудицией.

— Нет, человеческих. Но на силу Иного это все-таки влияние не оказывает.

Алексей задумчиво покивал. Потом сказал:

— Ну и хорошо. Было бы обидно, если бы требовалось воздержание. Или наоборот. Получилось бы вроде секса по приказу… Так что, мы будем проверять только подростков? У которых это… половое созревание?

— Нет, всех, — сказал я. — У меня же… пятый уровень. Как-нибудь постараюсь определить.

— Пятый — это здорово, — вздохнул Алексей. — Мы как, пойдем по классам? Или знаете что, можно внушить директору, чтобы всех детей собрали в актовом зале…

— Сделаем проще, — сказал я. Затянулся последний раз сигаретой и выдохнул дым в сторону школы. Сантиметрах в десяти от моего лица дым исчезал, растворялся. Окурок я аккуратно забычковал и бросил в урну — вспомнил, что привычка сжигать окурки крошечными файерболами уже кем-то высмеивалась как отличительная черта Антона Городецкого…

— И что? — не понял Алексей.

— Сейчас…

В школе тревожно зазвенел звонок. Потом противно завыла сирена.

— Пожарная тревога, — сказал я. — И детям, и учителям полезно потренироваться. Сейчас выбегут на улицу — и мы внимательно на них посмотрим…

— Так вот вы зачем с утра тучи разгоняли! — обрадовался Алексей. — Чтобы дождя не было?

— Правильно, — кивнул я. — Ну зачем нам доводить ни в чем не повинную школоту до простуды?

В первых двух школах Иных не было. Ну или я не смог их выявить — ведь помимо наблюдения за взбудораженными, радостными от прерванного урока школьниками мне приходилось следить еще и за Алексеем.