Макс Фрай - Вся правда о нас

И я обнял её — не то чтобы просто для наглядности, будем честны.

Сказал:

— Ты не можешь решиться продолжить учёбу у арварохских буривухов только потому, что я этого не хочу. Конечно, слова тебе поперёк не скажу, сама знаешь. На словах я — воплощение жертвенного благородства, главный борец за свободу чужой воли и вдохновенный её певец. А на деле держу тебя здесь, связав по рукам и ногам, просто верёвки невидимые. Но что это меняет.

Меламори уставилась на меня во все глаза, словно впервые увидела. Растерянно моргнула. Запинаясь, спросила:

— Слушай, так ты думаешь, это я не сама по себе такая трусиха?

— Да ты вообще герой, каких мало. Просто связалась с плохим парнем, чья воля меняет Мир, порой совершенно свинским образом. Но это как раз нормально. Девочки из хороших семей часто связываются с кем попало, сама знаешь.

Она тихо рассмеялась.

— Невыносимый ты всё-таки тип, сэр Макс. Всегда не вовремя меня смешишь. Самое время на тебя рассердиться, а теперь не получится.

— Да не надо на меня сердиться. Какой в этом смысл? Лично я собираюсь жить рядом с тобой долго и счастливо — в перерывах между твоими уроками у буривухов, волшебными сновидениями, путешествиями между Мирами, превращениями в демонов, завоеваниями каких-нибудь призрачных городов и Магистры тебя знают, чем ты ещё займёшься. Желаю хвастаться в трактирах, что моя девушка — самая могущественная ведьма в Мире, круче самой леди Сотофы. И пусть рыдают от зависти, жалкие любовники каких-нибудь никчемных императриц.

— Да где ж ты видел, чтобы любовники императриц по трактирам шлялись? — изумлённо спросила Меламори. — Где они вообще, эти императрицы? Ближайшая, по-моему, аж в Чангайе, и у неё одних только законных мужей больше сотни, какие уж там любовники. Их просто невозможно втиснуть в ежедневный график!

— Ничего. Не знаю, как императрицу, а меня это не остановит. Уж если мне понадобится похвастаться твоей крутостью, аудиторию как-нибудь соберу.

На этом серьёзный разговор, как несложно догадаться, завершился. Но не навсегда, а только до завтрашнего утра.

Утром Меламори прямо спросила:

— Так что, предлагаешь отвести меня в Арварох Тёмным Путём? Потому что попутного корабля придётся ждать долгие годы. Безнадёжных безумцев и так-то мало, а уж после того, как вы с Абилатом повадились тайно их лечить, вообще никакой надежды встретить капитана, собравшегося проложить такой оригинальный маршрут.

— Если надо, могу тебя отвести, — согласился я. — Хотя говорят, иногда попытки прийти Тёмным Путём туда, куда на самом деле не хочешь, приводят к непредсказуемым последствиям; впрочем, ерунда, надо будет — захочу как миленький. Но я думал, ты собираешься вернуться к буривухам сама.

— Как это — сама?! — взвилась она.

— Да точно так же, как от них смылась. Птицей, в сновидении. Раз, и снова проснулась не там, где заснула. Насколько я успел изучить характер буривухов, они поворчат, что люди слишком долго делают уроки, гораздо дольше, чем самые несмышлёные птенцы. Но в целом, будут очень довольны, что у тебя всё получилось, а значит, перерыв в учёбе и перерывом-то не считается.

— Это правда, — невольно улыбнулась Меламори. И, помрачнев, добавила: — Только у меня не получается. Думаешь, я не пробовала? Столько раз!

— Не «не получается», а просто до сих пор не получалось. Это не ты тупица, просто я, даже отсутствуя, представлял себе, что ты живёшь именно в Ехо. Конечно, ты никуда отсюда не улетала, с такой-то гирей на ноге! Не знаю, кстати, зачем мне это было нужно. Просто чтобы утешаться привычной картиной мира? С меня бы сталось. Но больше так не будет.

— А почему ты уверен? — спросила она. — Если до сих пор неосознанно удерживал меня здесь своей волей, то и дальше может так продолжаться.

— Не может, — твёрдо сказал я. — Просто раньше я был дурак дураком. Ещё позавчера вечером был, представляешь? Но Мост Времени поставил мне голову на место. Невозможно всерьёз за что-то держаться после того, как совершенно добровольно отменил даже себя самого.

Она, конечно, не исчезла на следующую же ночь. И через одну никуда не делась. Мы жили вместе долго и счастливо до самого Конца года. То есть, ещё целых шесть дней.

А утром Последнего Дня года Меламори прислала мне зов и деловито сказала: «Я только что спросила, будут ли мне положены хоть какие-то каникулы. И знаешь, что мне ответили? «В любой момент, когда сумеешь увидеть их во сне». По-моему, смешно».

Я не стал говорить ей, что по-моему — не очень. Потому что это прозвучало бы как: «Я передумал», — и было бы совсем уж нечестно. Тем более, что я не передумал. А минута слабости бывает у всех, особенно спросонок.

Поэтому я только и сказал:

«Успела таки. Удивительные всё-таки психи вы, угуландцы. Ради своего дурацкого обычая улаживать все дела к Последнему Дню года Мир перевернёте. Такие молодцы».

Безмолвная речь плохо передаёт эмоции собеседника, но готов спорить, что мне удалось её насмешить. И это было прекрасно. В моих интересах поддерживать репутацию человека, в чьём обществе приятно проводить каникулы. А уж во сне это случится или наяву — дело десятое. Я — последний, кого это должно волновать.

Вот о чём я думал, спускаясь в гостиную, чтобы выпить там камры в обществе собак и, если очень повезёт, кошек. Потому что на Базилио надежды мало — за свою коротенькую, только нынешней осенью начавшуюся жизнь, она успела завести столько знакомств и раздать такое количество обещаний, которые теперь пришлось спешно выполнять, что дома я её видел исключительно по ночам — обычно спящей прямо в кресле. Впрочем, пока человек сохраняет способность улыбаться во сне, можно не слишком переживать, что у бедняги не остаётся сил добраться до спальни.

Ещё с лестницы я услышал заливистый собачий лай. Но не придал этому особого значения. Это же только профессор Дримарондо у нас говорящий пёс, а Друппи, простая душа, вынужден довольствоваться голосовым аппаратом, выделенным ему скуповатой природой. При этом поводов высказаться у него хоть отбавляй. И самый главный из них: «А-А-А-А-А-А! Какое счастье! Я есть!»

Поэтому лает Друппи довольно часто. А Дримарондо никогда не отказывается побеседовать с лучшим другом на собачьем языке. И, собственно, почему бы им не дискутировать вот прямо сейчас — примерно так я рассуждал, пока не оказался на пороге гостиной. Да так и застыл там столбом, распахнув рот, подавляя желание присоединиться к собакам и со всей ответственностью заявить: «Гав! Р-р-р-р-вау!» Это, пожалуй, был бы самый адекватный способ выразить чувства, охватившие меня, когда я обнаружил, что в центре гостиной, рядом с обеденным столом стоит маленький полосатый ярмарочный шатёр.