Макс Фрай - Вся правда о нас

Но на самом деле, я прекрасно воспитал Друппи. И в процессе воспитания неоднократно объяснял ему, что валять меня по полу нельзя. Чрезвычайно доходчиво объяснял, в том числе, через переводчика, которым любезно вызвался быть его приятель, говорящий пёс Дримарондо. Друппи внимательно выслушал нас обоих, всё понял, согласился, что падать на пол с высоты человеческого роста должно быть довольно неприятно, и пообещал соблюдать правила техники безопасности.

Беда в том, что всякий раз, увидев меня, бедняга теряет голову от радости и совершенно не может держать себя в руках. Ну, то есть, в лапах. Короче, ни в чём не может. Лезет обниматься, и хоть ты тресни. А его габариты не оставляют мне ни малейшего шанса устоять на ногах.

Во всём этом, впрочем, есть один положительный момент: изваляв меня как следует по полу, Друппи обычно спохватывается, исполняется стыда и всё остальное время ведёт себя как ангел. Буйный жизнерадостный четвероногий ангел с прекрасным аппетитом. Если это плохое воспитание, то даже не знаю, как выглядит хорошее. И сомневаюсь, так ли уж оно необходимо.

Обычно радуется мой пёс не только бурно, но и долго, поэтому подняться на ноги мне удаётся далеко не сразу. Однако на этот раз меня чудесным образом спас голос, раздавшийся с небес. Ну то есть, как с небес, просто откуда-то сверху. Когда лежишь на полу, даже какие-то несчастные два метра кажутся заоблачной высью.

— Как не стыдно нарушать договор, — укоризненно сказал голос.

Друппи как ветром смело. Секунду спустя он уже сидел под столом в гостиной и вид имел самый невинный — а я что? Я ничего.

Окажись фамильное проклятие Дигорана Ари Турбона заразным, я бы сейчас пожалуй позеленел. Потому что прийти поздно вечером домой и застать там своего лучшего друга, у которого, по идее, и на сон-то времени почти нет с тех пор, как его припахали исполнять обязанности Великого Магистра Ордена Семилистника — это всё-таки очень радостное событие. Насчёт безмятежности я, впрочем, не так уверен, а проверить всё равно не получится, поскольку моего пра-пра-пра-прадеда никто не проклинал. У меня в этом Мире вообще никаких родственников отродясь не было, что, пожалуй, только к лучшему. А то переругались бы со всеми местными колдунами, а я потом расхлёбывай, влача бремя фамильных проклятий. Ну уж нет!

— Круто, что ты тут, — сказал я, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — А почему зов не прислал? Я бы раньше пришёл.

— Я так понял, ты от меня намеренно прячешься, — объяснил сэр Шурф. — А когда от меня кто-то прячется, мой долг — устроить засаду в наиболее подходящем для этого месте. Я, сам знаешь, воспитанник Джуффина Халли, и первое, чему он меня научил — никогда не сообщать жертве, где именно ты её поджидаешь. Такое поведение, по его мнению, непрофессионально.

— Издеваешься! — восхитился я. — Такую ерунду даже ты всерьёз не можешь говорить.

— Боюсь, ты меня недооцениваешь. Я всё могу.

— Но откуда идея, будто я от тебя прячусь? То есть, тебе, безусловно, виднее, но всё-таки с чего ты взял?

— Ты сегодня вернулся в Ехо вскоре после полудня, — объяснил мой друг. — Совещание, которое ты собрал, продолжалось максимум час, после чего Нумминорих снова отправился в Нумбану, а ты остался в столице. И при этом до сих пор не прислал мне зов с ультимативным требованием немедленно бросить всё, распустить Орден и стереть Иафах с лица земли, чтобы все эти нелепые люди и их незначительные дела не помешали нам с тобой спокойно пообедать. Подобная деликатность настолько не в твоём духе, что я начал беспокоиться. Но потом сообразил, что ты просто скрываешься от меня, чтобы не продолжать занятия. Конечно, ты сам попросил научить тебя становиться невидимым и был чрезвычайно настойчив, но когда это подобные аргументы казались тебе существенными? Я, собственно, затем и пришёл, чтобы сказать: не хочешь, не учись. Честно говоря, я сам не думаю, что это умение тебе так уж необходимо. В крайнем случае, сэр Кофа наверняка согласится одолжить тебе свой плащ, как уже не раз…

— Ха! — надменно сказал я.

А больше ничего не стал говорить. Потому что внезапно наступил момент моего торжества. Всё-таки не зря я весь день осваивал этот дурацкий трюк. А что не по причине врождённого трудолюбия, а просто на нервной почве, так кому какое дело, когда есть результат.

Надеюсь, исчез я достаточно эффектно. Трудно судить, когда не видишь себя со стороны, зато я видел лицо сэра Шурфа. Если бы он несколько лет кряду издевался надо мной, непедагогично обзывая бездарью и грозя побить палкой за очередную неудачу, я и то почувствовал бы себя отмщённым. А поскольку он ничего подобного не делал, торжество моё оказалось даже несколько неуместным. Но мне всё равно понравилось. Я бы, пожалуй, ещё повторил.

— Просто не хотел приходить к тебе, не сделав уроки, — скромно сказал я.

А потом снова стал видимым, не дожидаясь окончания действия заклинания. Это почему-то считается особым шиком, хотя, как по мне, ничего сложного тут как раз нет. Ломать — не строить.

К другу моему наконец вернулся дар речи.

— Тебя как подменили.

— Да нет, вроде не подменили, — вздохнул я, падая в кресло. — Просто после исчезновения нумбанского пророка все были как на иголках, и я за компанию. Тем более, что исчез он, похоже, из-за меня. Надо было как-то отвлечься… Ты уже знаешь эту историю?

— О предполагаемом возвращении Магистра Хонны? Знаю, конечно. Мне такие новости, как ты понимаешь, сразу же докладывают. Принудительно докладывают, я бы сказал. Захочешь — не отвертишься. Любимая формулировка сэра Джуффина Халли: «Прости, но сейчас я вынужден заставить тебя обязать меня немедленно предоставить всю информацию по делу…»

— Смешно, — согласился я. — Ладно, хорошо, что ты в курсе, а то я бы до утра рассказывал… Интересно всё-таки, почему он не стал мне ничего говорить? Ещё и наврал, то есть, притворился сновидцем, которого я якобы пришёл разбудить. Это-то зачем? Не может же правда обо мне быть настолько ужасной.

— Во-первых, может, — флегматично сказал Шурф. — И ты сам это знаешь. А во-вторых, Хонна в бытность свою Великим Магистром Ордена Потаённой Травы прекрасно разбирался в людях. И вряд ли утратил это ценное качество за прошедшие годы.

— И что?

— Да то, что лично я тоже поостерегся бы выкладывать тебе какую-нибудь тайную правду, если бы вдруг её узнал. Потому что для начала ты просто не согласишься с услышанным. Нет, нет и нет. Отстаньте от меня со своими бреднями! Потом, какое-то время спустя, ты обдумаешь полученную информацию и непременно попытаешься сделаешь из неё трагедию, причём совершенно вне зависимости от того, нравится она тебе или нет…

Я рассмеялся. Хотя, конечно, с гораздо большим удовольствием швырнул бы в него что-нибудь тяжёлое. Но это совершенно бессмысленно: во-первых, Шурф увернётся, а во-вторых, он терпеть не может беспорядок. И мне же самому придётся собирать раскиданные предметы. А заниматься уборкой мне лень — сейчас и вообще всегда.