Макс Фрай - Вся правда о нас

Меламори рассмеялась. Ну наконец-то. Не представляю, чем это может нам помочь, но так определённо лучше.

— Можно с вами немножко посидеть? — спросила Базилио.

Она была почти так же печальна, как вчера, из чего я сделал вывод, что делегация из Графства Хотта по-прежнему оккупирует Замок Рулх и алчно пожирает там всё свободное время Его Величества, которое можно было бы с гораздо большей пользой потратить на новую чирухтскую игру Злик-и-злак. Например.

— Конечно, — ответила Меламори. — С каких это пор ты начала сомневаться?

— Просто у вас лица такие… — Базилио задумалась, подбирая нужное слово. — Умные! — наконец выпалила она. — Как будто сложную задачку решаете. А в таких случаях людям нельзя мешать.

Мы с Меламори изумлённо переглянулись. Умные лица! Это у нас-то. Дожили. Вот что экзистенциальный кризис с людьми делает.

Впрочем, практика показывает, что если меня окружить печальными барышнями, я действительно начинаю гораздо лучше соображать. Даже одна печальная барышня способна породить в моей голове условно разумную мысль. Две барышни повышают качество этой мысли до уровня полноценной неплохой идеи. И заранее страшно подумать, какие чудеса интеллекта я явлю Миру, если довести число окружающих меня расстроенных леди хотя бы до полудюжины. Надо запомнить на будущее — если когда-нибудь захочу посвятить себя умственной деятельности, ясно, с чего начинать.

Но прямо сейчас в моём распоряжении были всего две печальные барышни. А в голове — ровно одна идея. Простая, зато очень хорошая. И убивающая сразу множество зайцев, начиная от гарантированного улучшения настроения всех присутствующих и заканчивая очередным шансом узнать что-нибудь новое о пр о клятом урдерском семействе, чьи разноцветные лица не давали мне покоя всего четверть часа назад, а значит, когда-нибудь снова явятся по мою душу. Как только я переварю всё, что услышал от Меламори, лягу на пол, умру от горя, а потом воскресну, наделённый новой чудесной сверхспособностью как-то со всем этим жить.

То есть, насколько я успел себя изучить, примерно к завтрашнему утру.

— Пошли в трактир, девчонки, — предложил я, мысленно размахивая перед их носами всеми своими мёртвыми зайцами. Для пущей убедительности.

— Что?! — хором спросили они.

Меламори при этом выглядела возмущённой — какой может быть трактир, когда у нас тут моя жизнь не то рушится, не то просто не имеет смысла? А Базилио — крайне удивлённой. До сих пор никто никогда не звал её в трактир — ну а что, собственно, делать в трактире человеку, который не может есть нормальную еду? То-то и оно.

— В «Свет Саллари», — сказал я. — Во-первых, там каким-то непонятным мне образом поднимается настроение. Само, без усилий. Вообще ничего делать для этого не надо, пришёл — молодец, садись и жди, сейчас всё будет. Во-вторых, там можно не только бездуховно жрать, но и возвышенно сидеть на потолке. То есть, у нас дома, конечно, тоже можно, просто повода нет. А там сразу появляется, потому что потолок разрисовывает очень славная художница, она всех зовёт составить ей компанию. Ну и потом, в «Свете Саллари» живёт синяя птица. В смысле, птица сыйсу.

— Да ладно! — оживилась Меламори. — Не заливай. Они же не приручаются. Ты наверное перепутал.

— Честное слово, самая настоящая сыйсу. Выглядит один в один как та, из-за которой мой амобилер навсегда остался в графстве Хотта, когда эту красотку угораздило свить в нём гнездо [21] Подробности изложены в финале повести «Наследство для Лонли-Локли». . Птицу зовут Скрюух. Считается, что она злющая, а на самом деле очень дружелюбная, только орёт противно. В точности как я — в смысле репутации.

Почему-то именно этот аргумент оказался решающим. По крайней мере, обе барышни немедленно покинули кресла и встали у двери, испепеляя меня нетерпеливыми взорами. Как будто уже целый час никто никуда не может пойти — исключительно по причине моей нерасторопности.

Отлично.

Я ожидал, что в урдерском трактире будет царить идиллия, но ошибся — в том смысле, что там царило несколько идиллий сразу.

Идиллия номер один: сэр Кофа Йох, усевшийся рядом с леди Лари и взирающий на неё примерно с такой же нежностью, как на поставленный перед ним дымящийся котёл с прекрасной неизвестностью, в лицо которой я бы, честно говоря, тоже с радостью заглянул. Вот прямо сейчас, не откладывая.

Идиллия номер два: красавчик Кадди Кайна Кур в обнимку со своей синей птицей, нежно раздирающей клювом полу его кожаного поварского сарафана.

Идиллия номер три: улыбчивый Дигоран Ари Турбон учит красивую немолодую леди играть в какую-то неизвестную мне игру с применением чуть ли не дюжины разноцветных кубиков. Разложили игровое поле на полстола, дама решительно отодвинула в сторону тарелку с недоеденным пирогом, глаза у обоих блестят, как у сэра Джуффина Халли при виде новенькой карточной колоды, страшно смотреть. Ну, в смысле, приятно.

Идиллия номер четыре, самая для меня удивительная: Малдо Йоз, уже не просто восседающий на потолке, а довольно бойко перемещающийся по нему на четвереньках вслед за Иш, да ещё и с банкой краски. Чокнуться можно.

Я так ему и сказал:

— Чокнуться можно, ты всё ещё тут?

— Как видишь, — жизнерадостно подтвердил он. — Подумал: должен же и у меня быть День свободы от забот? По-моему, давно пора.

Надо же, совсем околдовали беднягу.

— К тому же, мы с Иш заключили сделку, — добавил Малдо. — Если я помогу ей закончить потолок, она вспомнит для меня своё детство в Саллари. И во Дворце Ста Чудес будет совершенно уникальный урдерский павильон. В Урдере вообще почти никто не был, а тут ещё и глазами ребёнка, представляешь?!

Ага. Не так уж его и околдовали. Можно не беспокоиться.

— Хвала свету зримому, у нас ещё осталось Полуночное жаркое и Ледяной Горный рулет. Вы вовремя успели! — сказала леди Лари, вставшая, чтобы поприветствовать нас.

— Ледяной Горный рулет — это что? — встрепенулась Меламори.

Больше всего на свете она любит мороженое и способна распознать его под любым названием. Сердцем видимо чует. Ну или не сердцем, неважно. Главное, чует. И практически всегда угадывает. Вот и сейчас Кадди, чья красота, как я в глубине души опасался, должна была сразить Меламори наповал, метнулся в кухню и вернулся оттуда с огромным подносом, на котором покоилось что-то вроде дубины. Или даже небольшого бревна. В общем, здоровенный брусок какой-то замороженной массы. В итоге, Меламори зачарованно уставилась не на красавчика повара и даже не на синюю птицу сыйсу, следовавшую за ним по пятам, а на содержимое подноса.

— По-моему, это то что надо, — наконец сказала она. И приступила к дегустации. С каждым куском замороженного бревна лицо её приобретало всё более довольное выражение.