Варя Медная - Паук приглашает на танец

Убранство было более чем скромным: у противоположной стены стоял ларь-мощевик, без сомнения, пустой. Неподалеку валялась расколотая надвое плита с нечитаемой эпитафией. Некогда часовню явно посещали усердные и богобоязненные люди: дорожка к алтарю была буквально продавлена их башмаками. Разглядывая её, я заметила в ковре пыли совсем свежие следы. И их было много.

Холодная рука собрала мои внутренности в кулак и резко дёрнула, отчего сердце забилось часто-часто: вот оно! Я что-то нашла!

Правда, оставалось неясным, принадлежали эти следы одному человеку или нескольким. И я пошла по ним, как голодная птица по крошкам. Вскоре они привели меня к спуску в крипту, под алтарём. Я не сразу поняла, что дверь не заперта, а лишь притворена, и поэтому внимательно осмотрела замочную скважину. Её очертания показались мне смутно знакомыми. Поражённая внезапной догадкой, я порылась в кармане и извлекла оттуда украденную Гретой шахматную фигуру. От волнения, я попала в замочную скважину не с первого, и даже не со второго раза. Наконец мне это удалось. Раздался щелчок. Фигурка подошла идеально, оказавшись ключом.

Раскрыв дверь настежь, я замерла в проёме. Проход зиял чернильной пустотой. Я огляделась в поисках того, чем можно было подсветить, и внезапно вспомнила про своего спутника.

— Ярик, — позвала я, а потом сообразила, что он всё равно меня не услышит.

Но я ошиблась: позади скрипнула дверь, и раздались шаги.

— Ярик, погляди, что я здесь нашла, — я начала поворачиваться, но сделать этого до конца так и не успела.

Чья-то ладонь сжала мой затылок и с силой стукнула о стену.

Теряя сознание, я радовалась, что на мне немаркое платье.

Я очнулась в огромной зале. В глазах двоилось, а лоб страшно ломило. В месте удара явственно наливалась шишка. Передо мной раскинулись каменные своды, покрытые красивой резьбой. Приглядевшись внимательнее, я поняла, что это не резьба, а натуральная структура камня, делавшая их похожими на оплавленные. Сообразив, что лежу и смотрю в потолок, я завертела головой.

Не так я представляла себе крипту: думала, это тесное, пыльное помещение, уставленное саркофагами. А здесь было просторно и светло, почти как днём. Всё из-за источников света, они были повсюду: факелы, свечи, масляные лампы. В вышине гуляло эхо и стрекотали какие-то мечущиеся тени.

Лежать было жестко и неудобно. Взглянув на своё ложе, я с изумлением поняла, что покоюсь на какой-то прозрачной глыбе, в выемке по форме человеческого тела, как вдавленная в ледник монета. Руки и ноги были вытянуты. По бокам этого прямоугольника из толстого стекла или же кристально чистой горной породы спускались вертикальные желобки.

Я попыталась подняться и не смогла: на руках и ногах не было видимых пут, но у меня не получалось ими пошевелить: стеклянный гроб непонятным образом удерживал меня. Двигать я могла только головой.

Меня охватила досада: сама виновата — забыла об осторожности, а ведь знала, что от Ярика следует ждать неприятностей. А потом мне стало страшно. Очень страшно.

— Ярик! — позвала я. — Не глупи! Всё равно придётся вернуться и всё рассказать.

Голос дрожал, хоть я и пыталась напустить строгость. Вышло совсем фальшиво. Эхо понеслось вверх и по пути рассыпалось на множество голосов и отголосков, которые, переплетаясь, искажаясь и перешептываясь, затерялись где-то в сводах.

— Очнулась?

Я повернулась на голос. Из бокового прохода на меня смотрел Ваухан.

Я онемела.

— Прости, не хотел так сильно… — он указал на мой лоб.

— Зачем ты принёс меня в крипту? — наконец выдавила я.

— Это не крипта, — пояснил он. — Мы недалеко от неё, но гораздо глубже, под землёй.

Вот это было похоже на правду: значит, какая-то подземная пещера.

Но всё это не имело смысла.

— Ваухан, я не могу пошевелиться…

Он смущённо почесал нос.

— Да, эта штука так работает.

— Какая штука? — не поняла я. — О чём ты? Послушай, я очень хочу отсюда уйти. Мне страшно, — голос прозвучал жалобно, и от этого стало ещё страшнее.

— Прости, — повторил он, и тут же заторопился. — Я ведь уговаривал тебя уехать, я предупреждал, но ты не послушала.

Он говорил будто уже не со мной, а убеждал сам себя.

— Я уеду, — всхлипнула я. — Правда, Ваухан. Просто отпусти меня, пожалуйста.

Он хотел что-то ответить, но тут в подземном коридоре за его спиной зазвучали легкие быстрые шаги. Подошвы стучали всё чаще — кто-то третий бежал к нам.

Я хотела крикнуть: «Кто это?» и «Зачем я здесь?» — но слова застряли у меня в горле.

Из коридора вынырнула невысокая фигурка и, легко обогнув Ваухана, кинулась ко мне. Девушка была страшно худа, платье на ней болталось, а глаза на заострившемся личике казались пугающе большими. И всё же я узнала бы её, даже если б эти глаза были всем, что от неё осталось.

— Матильда! — закричала я.

Она кинулась ко мне, покрывая поцелуями и сжимая мои неподвижные руки.

— Энни! Я знала, знала, что ты придёшь!

Счастье было таким огромным, что всё в голове перемешалось. Я не могла в это поверить. Не могла поверить, что вижу её перед собой. Внутренне я была готова к тому, что Мэтти больше нет. А после недавнего признания Ярика и вовсе потеряла надежду.

Какое-то время мы не могли найти слов: Матильда замерла, прижавшись щекой к моей щеке, и наши слёзы мешались. Но потом я начала приходить в себя.

— Мэтти, — прошептала я. — Беги! Зови на помощь! Не знаю, что происходит, но Ваухан что-то задумал.

Она отстранилась и оглянулась на него.

— Не волнуйся, Энни, он ничего мне не сделает.

Она убрала руки и отступила на шаг. Я снова попыталась подняться, позабыв, что это невозможно.

— Где мы? Объясни толком, что происходит?

— Шшш, лежи, Энни, так надо.

Я снова дёрнулась.

— Как ты спаслась? Почему никому не сказала, что жива? Я места себе не находила!

Она отступила ещё на один шажок, к стоящему у стены Ваухану. Выражение его лица меня пугало. На нём поочерёдно проступали то жалость, то вина, то решимость, а потом хоровод повторялся заново.

— Потому что это было небезопасно, — подал голос он. — Это я её нашёл месяц назад. Принёс Дороти цветы и увидел, что кто-то ворошил могилу. Этот выродок бросил Мэтти умирать, едва присыпав землёй.

Только сейчас я обратила внимание на глубокую ссадину на её виске и успевшие поджить сиренево-желтые синяки.

— Ваухан спас меня, — кивнула она. — И всё это время выхаживал, я обязана ему жизнью. Я знала, что ты приедешь, когда получишь письмо — то, которое я отправила две недели назад, — Мэтти снова улыбнулась, и улыбка впервые показалась мне незнакомой.

— Письмо? — растерялась я. — Так его всё-таки написала ты?

— Конечно, — удивлённо кивнула она.