Шальной ветер (СИ)

С Рэдом она договорилась встретиться у лестницы, ведущей к факультету огневиков, но теперь, когда она последней вышла из зала, а он как раз выходил из раздевалки, как-то так получилось, что они встретились глазами и одновременно поспешили друг к другу навстречу. Даже засмеялись от неожиданности.

— Ну, привет, — торжественно сказал Рэд. — Слушай, Алекса, а ведь я реально почувствовал, что с огнём стало легче справляться!

— Значит, ты согласен быть ещё две тренировки моим материалом для практических наблюдений? — поддразнила его девушка, за локоть поспешно уводя его в пустой коридор, едва заметила, как вышедший из раздевалки огневиков Карей остановился, в упор глядя на них двоих. В небольшой рекреации, спрятанные стеной от лишних глаз, они подошли к окну и положили на подоконник свои сумки.

— Согласен, конечно, — даже удивился парень. — Я ведь на прошлой неделе уже распрощался с баскетболом — и вдруг… Я тогда не понимал, что произошло и почему так легко могу сдерживать огонь, но сегодняшний день — это нечто!

Чем-то, наверное, своей открытой и наивной откровенностью, Рэд внезапно напомнил Алексе Ферди. И впервые подумалось: а как будет мадам относиться к сыну, которого не видела три года, если его лицо изуродовано огнём? Ведь его если и лечили, то в кромешном мраке. Кожа наверняка вся в ожоговых пятнах… Страшно представить её реакцию. Сумеет ли она сдержаться и не оставить в душе сына свою эмоциональную грязь?.. «Я плохо думаю о людях, — вздохнула Алекса, идя с Рэдом к его машине. — Уж кто-кто, а мадам, конечно, тысячи раз передумала, каким увидит сына».

Парень-огневик довёз её до дома. У калитки они договорились, что Алекса снова придёт на тренировку, а он будет прислушиваться к своим ощущениям и расскажет, как и что происходит во время игры. Когда он отъехал от калитки, она помахала ему рукой и только хотела было побежать по дорожке, чтобы успеть поужинать, перед тем как отправиться в замок Тиарнаков, как непроизвольно посмотрела в сторону. Если бы она сообразила сразу, не смотрела бы туда. Или хоть голову бы наклонила — и зыркнула туда исподтишка. Но не сообразила. И некоторое время недоумённо смотрела на чёрную машину, припаркованную на другой стороне дороги, у соседнего дома.

Дошло. Быстро закрыла калитку и зашагала по дорожке, выгибая спину от тяжёлого взгляда в упор и твердя только одно: «Уходи! Уходи!»

Вечер Алекса провела очень странно. Сразу после ужина отец повёз её к Тиарнакам, где она отсидела положенные полчаса с Ферди. Тот уже настолько привык к её присутствию и к ней самой, что уже не подал руку ладонью кверху, пока она делилась с ним силой, мысленно произнося заклинание, а просто сам взял её за руку, объяснив немного наивно и эгоистично: «Мне так удобней». Да и заклинания не пришлось проговаривать: Ферди вдруг заинтересовался её сёстрами и братом, и Алекса рассказывала ему о своей семье, потихоньку, не без помощи его многочисленных вопросов, вытаскивая из памяти всё самое интересное. Время от времени она смеялась вместе с ним, когда удавалось с юмором рассказать смешной случай из жизни семейства, удивляясь себе, потому что рассказчиком, вообще-то, была не очень.

Промелькнула странная мысль — в общем-то, логичная: а кого ещё слышит Ферди в своём невольном заточении? Неужели только родителей и младшего брата?

Одновременно она то и дело ёжилась от невидимого взгляда на себя и испытывала странное впечатление, рассказывая в сплошной темноте сразу двоим, один из которых прятался поневоле, а второй — специально. Карей (знала она) не видел её, смотрел, ориентируясь на голос, но ей всё казалось, что он смотрит прямо на неё. Глаза в глаза. И этот упорный взгляд странно раздражал её. Словно её кожа вдруг стала болезненно чувствительной — и даже прикосновение собственных волос заставляло её двигать плечом.

А ещё из-за этого взгляда она стала невнимательной, иногда застывая на полуслове и стараясь зачем-то понять, здесь ли Карей или уже ушёл. А потом забывала, о чём только что рассказывала, и Ферди приходилось подталкивать её, напоминая.

После этого разговора приторная приветливость мадам Тиарнак показалась совсем несносной, и Алекса с трудом вытерпела обязательное чаепитие. Помогал отец. Своим присутствием. Девушка просто посматривала на него и тут же успокаивалась.

На обратном пути Алекса попросила отца высадить её чуть раньше, чтобы немного прогуляться на вечернем воздухе. Даже сосредоточенная на своих мыслях, ещё в замке Тиарнаков она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Из-за наглухо закрытых помещений, в которых содержался… жил Ферди?.. В своём районе даже тёмным вечером отец легко оставил её на пешеходной дорожке, и она побрела вдоль дороги, машинально замечая проезжающие мимо машины, но бездумно глядя на мелькающие дорожные огни. Лишь раз попыталась решить задачку: почему Рэд не спросил её о странном разговоре между нею и Кареем в раздевалке баскетболистов? Но вопрос будто скользнул пылью, поднятой ветром, и опал, рассеялся по дороге…

У калитки столкнулась с Эмбер и Мэтти. Те негромко разговаривали о чём-то и, немного замешкавшись, смущённо поздоровались с нею. Алекса машинально ответила и мимо них прошла во двор дома. Дошла до входной двери и поняла, кто поздоровался с нею. Остановилась. Подумала… И пожалела, что сама не огневик. Криво усмехнулась своим мыслям. Сама не замечая собственных движений, поставила сумку на приступок рядом с дверью и пошла по тропинке, уводящей в сад — и вниз, к оврагу, к любимой беседке. К привычному покою. Всё машинально… Только вот губы кривилась — от осознания, что нынешнее одиночество она устроила себе собственными руками.

В портике-беседке села на каменную скамейку. Огляделась… Холодновато — она подняла воротник курточки. Темно. Фонтанчик декоративного бассейна еле видно — и то, лишь благодаря смутному свету сверху, с улицы. Мэтти она так и не пригласила ни разу в любимое местечко… Не надо о нём… Ни о чём больше не думая, слушая переливчатый звон фонтанчика, глядя и не видя, некоторое время девушка смотрела на стену — и внезапно вскинула ладони к лицу и разрыдалась. Одиночество нахлынуло сбивающей с ног волной, и Алекса ощутила себя слабой и никому не нужной. Оплакивая себя, чуть не выла в голос, благо что в беседку обычно никто, кроме неё, не спускался, а уж тем более вечером, и можно было реветь самозабвенно, в голос.

И чуть сердце не выскочило: кто-то взялся за её плечо и, сев рядом, прижал её к себе. Заикаясь от глубокого плача, она изумлённо распахнула мокрые ресницы. Но в портике было темно, и она конвульсивно попыталась дёрнуться из жёстких рук.

— Это я, — сверху вниз сказал Карей. — Успокойся. Или ещё поплачь.