Стивен Эриксон - Дом Цепей

— Если я подхожу к скорпиону близко, то убиваю. Как и должен делать любой разумный…

— Разумный? — крикнул маг. — Ты берешь их и начинаешь отрывать части! Хвостик, ножки, жвалы — ничего более жестокого за жизнь не видал!

— Ну разве это не близко, чтобы разглядеть губы?

— И до чего ты дойдешь, вот интересно… — пробормотал Тарр.

Бутыл кивнул: — Знаю, это удивительно. Он такой крошечный…

— Наша тайна, — спокойно отозвалась Улыба.

— Э?

— Вот почему я выбрала Какашку.

— Ты не выбира…

В наступившей тишине подозрения Смычок молча кивнул. И пожал плечами. — Охота — такое дело. Легкое. Какашке не нужно быть… умелым, убивая бабочку без крыльев. Но когда им приходится драться, защищая территорию или потомство — вот тогда бывают сюрпризы. Думаешь, Бутыл, Радостный сегодня проиграет? Ждешь, что твое сердце разорвется? Расслабься, парень, старый Смычок всегда помнит о нежности твоих чувств…

— Могли бы оставить этого «Смычка», сэр, — не сразу ответил Бутыл. — Мы все знаем, кто вы. Знаем настоящее имя.

— Ох, вот невезение. Дойдет до командования…

— Нет, Скрипач, не дойдет.

— Намеренно — нет, но в пылу боя?

— Кто в бою будет слушать наши панические вопли, сержант?

Скрипач метнул на молодого человека оценивающий взгляд и кивнул. — Верно замечено. Но все же будьте осторожнее, когда что-то где-то рассказываете.

— Да, сержант. А вы объясните, о каком сюрпризе шла речь?

— Нет. Подождете — увидите.

Смычок замолчал, заметив едущую вдоль колонны группу. — Прямее спины, солдаты. Офицеры близко.

Кулак Гамет, видел сержант, постарел и стал казаться измученным. Снова встать в строй — всегда плохо, потому что первое, от чего избавляется старый солдат, это «становая жила», и вернуть ее трудно, а скорее всего невозможно. Скрипач смотрел на скачущего мужчину и ощущал дрожь беспокойства.

С Гаметом были капитан Кенеб и лейтенант — последний столь мрачный на лицо, что это казалось почти комическим. Маска офицера, надевая которую, тот хочет казаться бывалым профессионалом. Но на самом деле похоже на гримасу страдающего запором. Кто-нибудь должен ему намекнуть…

Трое натянули удила, чтобы ехать вровень со взводом Скрипача; его это раздражало, но кивнул он вежливо. Глаза Кенеба были устремлены на Каракатицу.

Но первым заговорил Ранал. — Сержант Смычок.

— Да, сэр?

— Вы и Каракатица, прошу, отойдите для особого разговора. — Он возвысил голос, чтобы слышали марширующие впереди: — Сержант Геслер и капрал Буян, скорее возвращайтесь к нам.

— Четверых будет достаточно, — заявил кулак, — чтобы приказы были четко доведены для прочих взводов.

— Да, сэр, — согласился Ранал, хотевший уже подозвать Бордюка.

Когда четверо морпехов собрались, кулак Гамет откашлялся и начал: — Ясно вижу, все вы ветераны. А капитан Кенеб докладывает, что вы уже здесь ходили — нет, подробностей не надо. Хотя я надеюсь именно на ваш опыт. Адъюнкт желает, чтобы морская пехота ответила на недавний налет. — Тут он замолчал.

Никто больше не заговорил: четверо морпехов постепенно осознавали смысл слов кулака.

Наконец подал голос капитан Кенеб: — Да, ответ Дассема. Много лет назад. Значит, нам повезло, что вы решили сегодня сыграть в передай-словечко. Будет несложно использовать связь, когда закончится тройная схватка. — Он чуть склонился, глядя на Скрипача. — У вас Какашка, сержант? И каковы нынче ставки?

— Можно сказать — сорок к одному, — ответил Скрипач, ухитрившись сохранить спокойное выражение.

— Гораздо лучше, чем я надеялся. — Кенеб выпрямился в седле. — Должен добавить, сержант: уверен, Кулак тоже ставил на Какашку.

— Десять джакат, — сказал Гамет, — понадеявшись на… опыт капитана. И ваш, сержант… Смычок.

— Гм… сделаем что сможем, сэр.

— А ты учуял, капрал? — спросил Геслер у Буяна.

Здоровяк-фалариец с кремневым мечом за спиной скривился. — На побережье нет скорпионов, чтоб их. Но, сержант, я кое-что учуял.

— Привыкай, — посоветовал Каракатица.

Ранал сконфузился, но мудро промолчал… пока что.

— Используйте передай-словечко, — продолжал Кенеб, — и помните, что самые крутые взводы — те, что не прячут улыбки.

— Так точно, капитан, — ответил Скрипач, гадая, не пора ли переменить мнение о Кенебе.

— И еще одно, — сказал тот. — Кулак Гамет будет командовать ночной операцией. Соответственно я желаю, чтобы взводы ваш и Бордюка поработали ночью с двойной отдачей.

«Ох, Худовы яйца да под большой камень». — Понимаю, капитан.

Едва поставив палатки и разведя костры, солдаты Четырнадцатой Армии принялись усаживаться странным образом — как бы беспорядочно, но, если бы можно было взглянуть с высоты, лагерь казался бы состоящим из длинных узловатых веревок. После ужина вся активность как будто замерла, лишь назначенные в дозоры неохотно занимали свои посты.

В одном лишь месте — в центре расположения морской пехоты Девятой роты Восьмого легиона — имелось по-иному организованное сборище. Небольшое кольцо избранных, окружающее еще меньшее кольцо из положенных наземь, остриями внутрь, кинжалов; в середине еще некоторое пространство. В данный момент этот ринг оставался пустым, песок пригладили, освободили от камешков.

Навроде присоединился к нетерпеливой и молчаливой толпе последним. Он тоже молчал, хотя и шевелил губами, повторяя имена и цифры. Заметив устремленные взоры, коротко кивнул.

Скрипач склонился к Каракатице: — Выставляй Радостного Союза, приятель.

Бордк и Геслер отдали подобные же приказы своим бойцам. Краснозадого Ублюдка солдаты Бордюкова взвода нарекли Баллистой, а Геслер назвал своего скорпиона Когтеносцем.

Вынесли три коробочки. Скрипач сказал приятелям-сержантам: — Ладно, здесь и сейчас мы смотрим на красавцев и клянемся, что никаких изменений с ними проделано не было, при помощи магии, алхимии или иных средств. Они естественные, как в день, когда их нашли. Не измененные. Каждый из нас осмотрит каждого скорпиона — столь пристально, сколь это будет нужным, даже при помощи мага, если пожелаем. А затем поклянемся громко теми богами, коими обычно клянемся, и будет это истинным свидетельством. Вот. Я первый.

Он сделал жест, и три коробочки поставили около круга ножей. Первым сняли крышку с деревянной тары Бордюкова скорпиона, и Скрипач наклонился поближе. Он долго молчал, а затем кивнул. — Я, сержант Смычок из Четвертого взвода Девятой роты Восьмого легиона, клянусь духами Мертвого Дома и всеми иными досаждающими мне кошмарами, что существо передо мной — природный, не измененный скорпион породы Краснозадых Ублюдков.

Затем сержант передвинулся к чемпиону Геслера, после долгого изучения вздохнул и кивнул, повторив клятву над коробочкой Всё Наружу. Закончил он тем же над своим Радостным Союзом. Геслер повторил процедуру, над Радостным застыв особенно долго и потребовав также заключений Тавоса Понда и Песка; Скрипач разогнул спину, на бородатом лице была легкая улыбка. Он терпеливо ждал, пока Геслер, зарычав, не произнес приговор: — Я, сержант Геслер из Пятого взвода Девятой роты Восьмого легиона, клянусь двумя Повелителями Лета — Фенером и Тричем, что существо передо мной есть природный, не измененный скорпион Какашка — хотя и знаю, что тут есть что-то скрытое от глаз и я могу лишиться всех сбережений жизни, произнося Сержантскую Клятву. — Улыбка Скрипача на миг стала шире.