Артем Каменистый - Пограничная река. (Тетралогия)

Это конец — авиалайнеры не приспособлены к подобной акробатике.

Это конец!

Но все равно хотелось верить в лучшее, и сопротивляться костлявой старухе до последнего. Спасая голову от летающих по салону предметов и пассажиров, Андрей пригнулся, обхватил голову ладонями. Он теперь почти ничего не видел, но зато слышал все прекрасно. Надсадно ревели двигатели, угрожающе трещал фюзеляж, отрывисто ломалось что-то пластиковое, хрипло булькали динамики системы трансляции, временами эти невнятные звуки разбавлялись вполне узнаваемыми словами, иногда предельно матерными. Под ногами мелко вибрировал пол, а кресло дергалось столь угрожающе, что, казалось, вот-вот оторвется, и отправится путешествовать по салону вместе с пристегнутой к нему жертвой.

Не оторвалось — после особо резкого рывка самолет внезапно выровнялся, почти унял нервную дрожь, да и треск практически затих. По салону, прорываясь через надсадный хрип обезумевшей электроники, пронесся, мягко говоря, нервный голос:

— Все бегом пристегнитесь!!! — и уже чуть спокойнее: — У нас нештатная ситуация, но все под контролем! Мы снижаемся и сейчас совершим посадку в ближайшем аэропорту! Просьба…

Новый голос, паникующе-изумленный, напрочь заглушил первого:

— Что это?!!! Где мы?!!! Что за………!!!

Андрей от этого малоцензурного вопля посильнее пригнулся — еще чуть-чуть и спина лопнет. Голливудская киноиндустрия твердо вбила в голову одно: после фразы «все под контролем» обычно начинаются основные неприятности — все, что было перед этой кодовой фразой, можно считать просто прелюдией. Если повезет отсюда выкарабкаться, в жизни больше не сядет в самолет. Платить такие деньги за билет, чтобы потом упасть в этом гробу! Нафига за свои деньги иметь такие приключения?! Нет уж! Господи, да он готов был всю оставшуюся жизнь пешком передвигаться, лишь бы выбраться из этой алюминиевой ловушки!

А ведь так, в итоге, и вышло…

Самолет вновь начал вибрировать, в истошный вой двигателей вплелся нехороший звук металлического покашливания, следом отрывисто треснуло, что-то гулко ударило по фюзеляжу. Нечто неуловимо-стремительное, мелькнув перед носом будто молния, аккуратно разрезало переднее сиденье вместе с симпатичной пассажиркой, на Андрея брызнуло красным и горячим, по салону промчался ветер. Вот теперь точно конец — это разгерметизация.

Перекрикивая весь этот шум, динамики взревели в последний раз:

— Держитесь все!!! Мы садимся!!! Мы уже видим полосу!!! Держитесь!!!

Первые приятные новости. Они же и последние…

Это была не посадка — это было столкновение с землей. Многострадальные зубы родили очередную, самую щедрую порцию обломков эмали, рот наполнился кровью, уши оглохли от адского грохота — треск разрушаемых конструкций слился в сплошной душераздирающий рев. Кресло под Андреем перекосилось, будто норовя завалиться, но не оторвалось, — так и застыло наклонившись.

На какой-то миг он вырубился — сознание спасительно отключилось. Очнувшись, понял — посадка (или скорее управляемое падение), свершилась. Двигатели еще ревели, но самолет больше не трясло на ухабах. Откуда на посадочной полосе такие ухабы? Полное впечатление, что на нее сотню «лежачих полицейских» уложили.

Расстегнув ремень, Андрей разогнулся, попытался оглядеться. Куда там… Перед глазами темно как после нокаута, да и салон почему-то густо затянуло пылью. А может это не пыль? Дым? Странный дым — сеном пахнет вроде бы. Да какая разница, чем он пахнет — надо быстрее отсюда выбираться!

Соседнее кресло уже пустовало. Неужто этот лысый толстячок уже выбрался? Вряд ли — скорее его размазало по салону в первые мгновения катастрофы. На подгибающихся ногах Андрей протиснулся между перекошенных кресел, шагнул в проход, наступил при этом на что-то податливое. Взглянул под ноги. Лучше бы не смотрел — его угораздило наступить на оторванную пухлую лодыжку в крикливо-красной туфельке на массивном каблуке. Пожалуй, даже не оторванную — слишком ровный срез, будто бритвой чикнули.

Долеталась…

Откуда-то справа пробивается солнечный свет. Потянувшись туда, увидел в пыльно-дымном мареве светящийся прямоугольник распахнутого аварийного выхода. Сорвало при посадке, или кто-то уже успел открыть и выбрался? Да какая разница — бегом туда, пока тут все не вспыхнуло.

При ударе здесь из пола вылезла какая-то труба, оторвав пару рядов кресел. Их припечатало к третьему ряду, сложив в неряшливую груду из пластика и человеческих тел. Пробираясь через этот завал, Андрей нечаянно задел торчащую из обломков руку, с вызывающе блестящими на запястье дорогими часами. Ладонь тут же сжалась вокруг его лодыжки. Он едва не заорал от страха и неожиданности, резво взбрыкнул ногой, освободившись, рванул вперед уже не обращая внимания, на что наступает.

До земли было высоковато, но он прыгнул вниз не медля ни секунды. Пижонские туфли не лучшая обувь для подобных трюков — подошвы полыхнули огнем, в глазах помутнело от наворачивающихся слез. Быстрее — надо быстрее отбежать подальше. Самолет должен был лететь еще около двух часов, топлива оставалось немало, если сейчас все это рванет… Пошатываясь, он поспешно заковылял вдоль наполовину оторванного крыла, перед подозрительно шипящим двигателем притормозил, опасливо обошел его по широкой дуге. В ногах мышцы будто ватой подменили — бежать Андрей не мог. Левее и вроде бы впереди ковыляли другие пассажиры — значит, не он один сумел выбраться. Блин, а ведь многие остались там, внутри, среди этих завалов из кресел и обшивки, покалеченные, или зажатые в ловушках авиационных руин. Если самолет вспыхнет, им хана. Но даже мысли вернуться назад не возникло. Чем он им поможет? Сам еле шевелится — назад ему точно не забраться. Да и погибнет без толку, никому он там помочь не успеет. Пусть спасателей дожидаются. Если повезет, дождутся…

Отойдя от крыла на пару десятков шагов, он остановился, устало обернулся. Смерть будто дожидалась зрителя — над изломанным фюзеляжем взмыло облако густого дыма, из пробоины в основании крыла вынеслось пламя. Обреченные пассажиры, не успевшие вырваться, закричали хором — это было так ужасающе, что хотелось заткнуть уши. Не выдержав этого многоголосого призыва о помощи, Андрей рефлекторно шагнул к самолету, но тот час отшатнулся — в лицо ударила волна столь жуткого жара, что на голове начали трещать волосы.

Растерянно оглядываясь, он не увидел ни толп спасателей, ни пожарных, ни вообще каких-нибудь следов аэропорта. Он вообще не понял куда попал — идеально ровное буроватое каменно-глиняное поле. Нечто подобное иногда в фильмах про пустыни показывают. Вдали виднеются россыпи каких-то низеньких сараев, похоже, глинобитных, за ними поднимается огромная спаренная пирамида с двумя плоскими вершинами.