Гай Юлий Орловский - Мир Трех Лун

Есть еще те, кто не прочь позволить взять власть принцу Роммельсу. Говорят, тот хороший полководец, а значит, сумеет расширить пределы королевства, прорубиться к океану, заставит соседей больше считаться с мнением такого грозного и могущественного короля Нижних Долин.

Самые благоразумные потихоньку и с осторожностью продвигают идею насчет того, чтобы королеву выдать замуж за сильного короля, но сперва подписать с ним договор, что не ограничит их вольности.

Похоже, здесь зреют серьезные неприятности, а то и войны, так что в любом случае надо валить обратно как можно скорее.

Рундельштотт с утра вышел проверить горшки с приготовленными смесями, те еще должны настояться, но давать им перестояться тоже нельзя. Пока заглядывал в каждый и нюхал, иногда щупал пальцем вязкость консистенции, я присматривался, а когда сблизились, я сказал важным тягучим голосом умничающего дурака, что часто извлекает перлы в своем навозе, только не различает, где какие зерна:

— Я человек простой, потому рассуждаю просто и правильно. Старшие всегда умнее молодежи, но среди старших есть просто повидавшие жизнь, потому они уже более умные и опытные, а есть в самом деле накопившие мудрость, вот как вы, великий чародей Рундельштотт! У нас в деревне правит Серый Бобер, он среди стариков самый мудрый. Потому его и выбрали править обществом. А могли же выбрать Кривого Дуба, тот самый сильный, и его все боятся!

Он спросил с ленивым интересом, не прерывая инспекции:

— Так чего же не выбрали?

Я отмахнулся:

— Говорят, где выбирают самого сильного, тот быстро приводит деревню к разорению. Или не быстро, но все равно при таком управителе все хиреет.

Он кивнул, не поворачивая головы:

— Правильно рассуждаешь.

— Это не я, — сказал я с предельно честными глазами, — это все так рассуждают. Потому ну совсем как бы не понимаю, почему не великий чародей Рундельштотт правит этим королевством?

Он дернулся, сказал почти испуганно:

— Ты что, ты что?

Я спросил с наигранным изумлением:

— Но это же правда!.. Может быть, в королевстве есть и умнее вас, но тут во всем дворце вы самый умный и самый знающий.

Он пробормотал:

— Ну, так и должно быть…

— Тогда почему, — спросил я патетически, — правят какие-то дураки, даже мне видно, а не вы?

Он помялся, сказал уклончиво:

— Понимаешь, такая система. У этих глердов, которых ты видишь, предки были очень мудрыми… Они правили, создавали королевство, благополучие себе и людям, их состояние заработано честно. А дети уже потом на всем готовом, а потом и внуки, правнуки… Им работать не надо, вот и отупели. Но не отнимать же, это тоже несправедливо и нечестно.

Я сказал упрямо:

— Ну и пользовались бы нажитыми предками богатством и землями, но нечего им еще и править! Править должны вы, великий чародей Рундельштотт.

Он снова возразил, но вяло, я видел, насколько польщен словами такого наивного простака, даже спина перестала быть такой горбатой, ощутила гордость и достоинство образованного человека.

— Правление нашей королевы, — сказал он наставительно, — уже доказало, что правильное. В других королевствах что только не творится…

— Потому что, — сказал я с упрямством в голосе и облике, — там правители еще дурнее, чем здесь. Но я же вижу, что вы, великий чародей Рундельштотт, правили бы лучше всех нынешних!

Его лицо просветлело еще больше, морщины на лице чуть разгладились, а голос прозвучал с достоинством:

— Ты Улучшатель, смотришь в суть вещей… но, понимаешь, не все же так видят, как ты. Остальные люди — просто люди. Они живут во тьме. Потому так и живем.

Я сказал с подчеркнутой горечью:

— В нашем королевстве жизнь лучше, потому что в соседних тьма еще гуще… Это я уже понимаю.

Принимая горшок с тщательно перемолотыми корешками, уж я постарался, он посмотрел на меня задумчиво, а я затаил дыхание, хотя не подавал вида.

— Знаешь, — сказал он задумчиво, — пожалуй, я тебе открою доступ в свою лабораторию. Только трогать ничего нельзя, понял?

Я сказал послушно, едва удерживая колотящееся сердце, чтобы не выпрыгнуло из груди:

— Да, великий чародей Рундельштотт! Я постою у порога. Или посижу, как прикажете… Могу даже полежать.

Он кивнул, лицо чуточку расстроенное, словно и не собирался никого пускать в свою святую святых, а вот как-то у него само собой вырвалось, а передумывать тут же снова уже непристойно.

— Да-да, только у порога. И недолго. Я позову, когда будет можно.

— Буду смотреть издали, — пообещал я. — И если вдруг замечу что-то такое, что можно улучшить, я сразу же скажу, великий чародей Рундельштотт! Вы великий человек, вам должен помогать весь мир. Я не понимаю, почему не помогает…

Он ухватил горшок и торопливо вышел, уже снова сгибаясь, но явно окрыленный, никогда не слышал еще таких восторженных и вообще-то в какой-то мере справедливых слов, хотя я и поддул их для большего воздействия.

Я подумал, глядя вслед, как же мы все легко ловимся на лесть, а киваем на женщин. Даже на такую примитивную…

Слуги в первой комнате, что гордо именуют себя помощниками, смотрят злобно, всяк видит, что чародей ко мне благоволит, потому я помалкивал, что пообещал открыть доступ даже к главному помещению, вдруг да уже передумал, однако где-то к полудню дверь распахнулась, на пороге появился сам Рундельштотт.

Все торопливо повернулись к нему, поклонились, а кое-кто чуть ли не стукается лбами о пол, выражая крайнее почтение.

Рундельштотт обратил огненный взор ко мне.

— Юджин! — сказал он властно.

Я торопливо выпрямился.

— Здесь!

— Иди за мной, — велел он коротко.

Я поспешил к нему, а он повернулся и двинулся в предбанник, оставив дверь приглашающе открытой. Шмунт подставил мне ногу, я перепрыгнул, не глядя, догнал Рундельштотта на середине кладовки с готовыми изделиями.

Он взялся за ручку заветной двери, о которой столько слухов, оглянулся на меня и чуть помедлил, словно спрашивая себя, а не делает ли глупость.

Я сохранял смиреннейший вид овечки, которую Авраам получил для заклания, и он, вздохнув, потянул дверь на себя, вошел и сразу же предупредил:

— Вот тут и стой.

— Да, великий чародей Рундельштотт, — ответил я послушно, подбавив в голос священного трепета, — как скажете, великий мастер Рундельштотт!

Он увидел на моем лице откровенный восторг, хмыкнул с неопределенным выражением лица, а я в самом деле непритворно ошалел. Он, отвернувшись, отправился к огромному столу с непонятной сверкающей установкой на нем в виде цилиндра из ярко-зеленого камня, опутанного проводами.

Комната большая, даже огромная, пахнет химикатами, а не уже привычными настойками и растворами. Яркий свет с потолка, очень узкое и высокое окно, ни стульев, ни кресел, если не считать одного-единственного у дальней стены возле небольшого столика.