Чарльз Де Линт - Городские легенды (авторский сборник)

— Так, что там у нас еще, — соображала Джилли. — Э-э, тысяча девятьсот восемьдесят первый, Аргентина захватывает — Мэран, меня надолго не хватит, — Фолкленды. Тысяча семьсот пятнадцатый... первое восстание якобитов.

Вообще-то историю она знала неплохо, цифры всегда легко укладывались у нее в голове, но теперь чем сильнее она пыталась сосредоточиться, тем дальше нужные факты ускользали от нее. Да еще скокины злобно таращились на нее, только и дожидаясь, когда она запнется.

— Тысяча девятьсот семьдесят восьмой, — сказала она. — Умерла Сэнди Денни, упала с лестницы...

Об этом ей рассказал Джорди.

Скокины сделали еще шаг назад, к свету, она — за ними, и вдруг ее глаза широко открылись от неожиданности. В маленьком парке, где давно завяла всякая зелень, горели два костра, в отблесках их пламени плясали тени голых и мертвых, точно скелеты, деревьев. Но не только деревьев — парк просто кишел скокинами.

Похоже, их было несколько сотен. Джилли разглядела музыкантов, которые производили весь этот шум; инструменты они держали так, словно видят их впервые в жизни. Горе-оркестр полукругом выстроился перед возвышением из щебня и вывороченных из тротуара плит. На нем стоял самый диковинный скокин, какого Джилли только доводилось видеть. Он был весь какой-то усохший и держался так прямо, точно лом проглотил. Глаза его горели холодным мертвым огнем. А выражение лица было настолько зловещим, что куда там до него прочим скокинам.

Нечего и надеяться удержать такую толпу на расстоянии теми крохотными кусочками истины, которые она в состоянии припомнить. Джилли повернулась к своим спутникам. Гуна она не увидела, но Мэран уже вытаскивала из сумки флейту.

«Какой от нее сейчас толк?» — удивилась Джилли.

— Это тоже истина, только другая, — пояснила Мэран и поднесла инструмент к губам.

Чистые звуки флейты полились в темноте, фасады домов ответили звонким эхом, мелодия засверкала в джунглях немузыки, как хрустальное лезвие в трясине. Джилли затаила дыхание, пораженная ее красотой. Скокины съеживались прямо на глазах. Оркестр начал спотыкаться, потом и вовсе смолк.

Все замерли.

Долго пела сладкоголосая флейта Мэран, долго вторили ее протяжной жалобе пустынные дома, долго вплеталась мелодия во тьму по ту и по эту сторону парка.

«Это тоже истина», — вспомнила Джилли слова Мэран. Только теперь она поняла, что в этом и есть суть музыки. Она — истина, только другая.

Наконец мелодия замерла на пронзительно-сладкой ноте, и в Старом городе наступила тишина. А потом раздались шаги. Из-за спины Джилли вышел Гун и через толпу присмиревших скокинов направился прямо к помосту. Вскарабкался на гору щебня, встал рядом с королем. Достал большой складной нож. Щелкнуло лезвие, король рванулся в сторону, точно собираясь бежать, но Гун оказался проворнее.

Буду резать, буду бить.

«Ну все, доигрался», — подумала Джилли, когда король скокинов рухнул на землю. И тут до нее дошло, что Гун к нему даже не притронулся. Нож все время кромсал воздух над ним. «Он резал, — тут Джилли почувствовала, что совсем запуталась, — нитки?»

— Что?.. — начала она.

— Пошли, — перебила ее Мэран.

Сунув флейту под мышку, она взяла Джилли за руку и потянула ее за собой к помосту.

— Вот ваш король, — раздался голос Гуна.

Он нагнулся и приподнял обмякшее тело, собрав в кулак еле видимые нити, которые тянулись к рукам и плечам короля. Тот безвольно повис, жалкая марионетка в железной хватке кукловода. По толпе скокинов прошел гул — наполовину угрожающий, наполовину удивленный.

— Король мертв, — продолжал Гун. — Уже давно. Я долго не мог понять, почему ворота города оставались закрытыми для меня последние полгода, но теперь знаю.

В дальнем конце парка раздался шорох, мелькнул чей-то силуэт. Позднее Гун объяснил Джилли и Мэран, что это был королевский вице-канцлер. Часть скокинов кинулись за ним, но Гун окликнул их.

— Пусть бежит, — сказал он. — Назад он не вернется. А нам пора заняться другими делами.

Мэран подтащила Джилли к возвышению и теперь подталкивала ее вперед.

— Ну давай, — повторяла она.

— Он что теперь, король? — спросила Джилли.

Мэран только улыбнулась и еще раз легонько толкнула Джилли в спину.

Джилли подняла голову. Гун пребывал в том самом состоянии, в каком она привыкла видеть его в доме у Брэмли, то есть не в духе. Может, это просто лицо у него такое, подумала Джилли, пытаясь придать себе смелости. Есть ведь люди, которые кажутся недовольными, даже когда они очень счастливы. Но и эта мысль не помогла ей справиться с дрожью, которая сотрясала все ее тело, пока она карабкалась по груде щебня наверх, к Гуну.

— У тебя есть то, что принадлежит нам, — сказал он.

Голос его был мрачен. Рассказ Кристи во всех подробностях всплыл в памяти Джилли. В горле у нее пересохло.

— Э, я не хотела... — начала она, но потом просто отдала ему барабан.

Гун принял его с видимым трепетом, но не успела Джилли отойти, схватил ее другую руку. Острая боль пронзила ее — вся кожа на ладони, от запястья до кончиков пальцев, почернела.

«Вот оно, проклятие, — подумала она. — Сейчас у меня отвалится рука, прямо здесь, не сходя с места. И я никогда уже не буду рисовать...»

Гун плюнул ей на ладонь, и боль умерла, словно не бывало. Джилли изумленно наблюдала, как пятно превращается в шелушащуюся сухую корочку. Гун встряхнул ее руку, и черный налет осыпался наземь. Кожа на ладони снова стала нежная и розовая.

— А как же... проклятие? — выдавила она. — Разве меня не пометили? У Кристи сказано...

— Знание — вот твое проклятие, — ответил Гун.

— А?..

Но он уже повернулся к толпе. Пока Джилли осторожно спускалась по куче щебня на землю, где ее ждала Мэран, Гун кончиками пальцев выбил на барабане затейливую дробь. Это был ритм — причудливый, но настоящий. Музыканты подхватили свои инструменты — на этот раз они держали их как надо, — и величавые ноты плавным маршем тронулись по его торной дороге. Это пиршество звука так же отличалось от одинокой песни флейты Мэран, как солнечный свет отличается от лунного, но в нем была своя сила. Своя магия.

И вся она подчинялась ритму, который Гун выбивал на каменном барабане так уверенно, словно никогда в жизни ничего другого не делал.

— Так он и есть настоящий король? — шепотом спросила Джилли у подруги.

Мэран кивнула.

— А что же он тогда делает у Брэмли?

— Не знаю, — ответила Мэран. — Но думаю, что король — или королевский сын — волен жить, где захочет, покуда он не забывает о своих обязанностях перед подданными и не реже раза в месяц спускается сюда.

— А как ты думаешь, он еще вернется к Брэмли?

— Я не думаю, я знаю, что вернется, — был ответ Мэран.