Анджей Сапковский - Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]

– Потому что Ягелло одной ногой в могиле, – перебил его спокойным голосом Прокоп. – Потому что он дряхл и немощен. Он хотел бы оставить после себя ягеллонскую династию, обеспечить сыновьям потомственный трон на Вавеле. А шляхта вставляет палки в колеса. Не по вкусу ей такие планы. К тому же союз с Литвой под угрозой, Витольду захотелось короны, которую ему Люксембуржец обещает и аж руки потирает от удовольствия, как он красиво всё устроил. Поощренный примером, может совершить какую-то невероятную глупость Свидригайло. Папа тем временем призывает, чтобы наконец пойти крестовым походом на гуситов. А крестоносцы только этого и ждут. Есть ли что-то еще, что я забыл назвать, князь коронный подканцелярий?

– Скорее нет, – на этот раз с ответом подканцелярия опередил Шафранец. – Вы назвали всё, гейтман. В особенности тот Луцк и ту несуразную идею с короной для Витольда.

– Идея, – подхватил его Миколай Сестшенец, – которая для вас, чехов, может оказаться весьма полезной. Король Ягелло, мало того, что не послушается папу и не выступит с оружием против чехов крестовым походом, он подумывает о союзе с вами. Его рассердил Луцк, ему не терпится насолить Люксембуржцу, отплатить той же монетой. Я знаю, что он задумал вместе с вами, гуситами, ударить по крестоносцам. Эх, черт возьми! В единстве и союзе лях и чех, братья славяне, плечом к плечу в бой, на вражье племя тевтонцев. Не хотелось бы вам с телегами на Поморье, гейтман? На Балтику? В Гданьск?

– Да хоть сегодня, – засмеялся Добко Пухала, а Ян Пардус потер ладони и осклабился.

Прокоп успокоил их взглядом.

– Балтика далеко, – сказал он сухо. – Телегой долго ехать. К тому же через недружественную страну, находящуюся под властью святош. Кто нас в Польше накормит, кто даст кусок хлеба, коням воды, корма? Если за это отлучение от церкви, лишение чести либо костер? Я благодарен вам, бургграф, что вы мне рассказываете о замыслах польского короля. Да вот я думаю: хватит ли Ягелле сил, чтобы вопреки святошам оные замыслы осуществить? Хватит ли ему на это времени? Прежде чем его Бог к себе призовет? Оставьте Балтику и Гданьск, панове поляки. Давайте поговорим о более близкой географии.

– Верно, – кивнул головой Пётр Шафранец. – А что бы вы сказали об очень близкой? Прямо за границей? Ведь правда, что союз с Литвой под угрозой, не станет Ягеллы, может быть конец и союзу. Может, стоит в таком случае, пока есть время, о новом союзе подумать? Мы же слвянские народы, с одного корня выросли.

– Я хорошо слышу? Вы предлагаете союз Польши и Чехии?

– А что вас так удивляет? Вы сами предлагали королю Ягелле чешскую корону. Несколько раз.

– И каждый раз он отказывался. Причины, ясное дело, мы понимали. Но чехи не примут короля, который не поклянется четырьмя пражскими статьями и не гарантирует свободу вероисповедания.

Шафранец выпрямился.

– Объединенное союзом Польское Королевство и Великое Княжество Литовское, – гордо промолвил он, – это сила, простирающаяся от Балтики до Крыма. Это сила, которая под Грюнвальдом в пух и прах разбила кичливый Орден крестоносцев. Это сила, которая держит в страхе диких Тамерланов, Махметов и других сыновей Велиала [973]. Вместе с тем это могущественное образование является объединением двух церквей, латинской и греческой, внутри такого могущественного образования существуют различия в догматах веры: вопрос filioque [974], хлеб причастия, таинства, безбрачие священников и другие различия. Польская корона верно придерживается римской веры, но Литва и Русь имеют полное право исповедовать свою религию, оба обряда полностью равны. Равными являются права для всех земель королевства, нет разницы между русской шляхтой и польской…

– Кому вы, – Прокоп поднял голову, покрутил ус, – глаза мылите, пан Пётр? Мне или самому себе? Может, вы бы хотели, чтобы так было, но это не так. Великие слова о равенстве и терпимости красиво звучат в краковских аудиториях из уст докторов. Но наружу эти слова как-то не доходят, глушатся стенами Академии. За университетскими стенами заканчивается теория, начинается практика. Польская практика, то есть Римская Церковь. А для Римской Церкви кем являются православные? Языческой сектой, схизматиками и еретиками, которые оставили истинную овчарню, зараженные постыдными прегрешениями и пороками. Люди такого пошиба, как ваш Олесницкий, во весь голос заявляют об инкорпорации Литвы и Руси в Королевство, хоть бы и насильственное, как раз по причине неполноценности русинов и их веры. Вот такой, значит, союз? Куда силой затягивают? Где гарантия, что в союзе с Польшей, к нам, чехам, принимающих Таинства из Чаши, вы не будете относиться так же? Что не захотите силой обращать нас в вашу веру, перекрещивать, давлением и насильем возвращать в лоно церкви? Где гарантия, что вы не захотите переделывать чехов по русскому образцу, деля их на плохих схизматиков и хороших униатов? На верных, которым уважение, должности и привилегии, и на отступников, которым неуважение, дискриминация, притеснения и преследования? А? Пан подкоморий? Отвечайте!

– Не всё, – молчащего Шафранца с ответом выручил Спитек, – у нас идеально, это вы верно заметили, пан Прокоп. Мы это тоже видим. И изменения предполагаем. Ручаюсь вам, что предполагаем.

– Конечно, предполагаете, – повел усами Прокоп. – Сейчас, когда Свидригайло голову поднял и поддерживает его, кроме крестоносцев, также русское православье. Может быть, православный русин и получит горсточку привилегий, лишь бы за Свидригайлой не пошел. Пока он нужен, замылят ему глаза толерантностью. А потом сделают с ним то, что Рим прикажет.

– Roma est caput et magistra [975]всех верующих в Бога христиан, – сказал Владислав из Опорова. – Святой Отец в Риме является наместником Петра. Нравится это кому-то или нет. Нельзя идти на открытый конфликт…

– Можно, – прервал его Прокоп. – Еще как можно. Бросьте это, ксендз. Если б я хотел это слушать, то поехал бы в Краков. Там вы бы меня обращали в веру, а Олесницкий тем временем запретил бы в городе богослужения и всех пугал бы интердиктом [976]. Но мы не в Кракове, мы в Одрах. То есть я дома, а вы тут с посольством. Содержания которого я так и не понял, хотя проканителились мы уже долго.

На какое-то время наступила тишина. Ее прервал, предварительно пару раз кашлянув, Пётр Шафранец:

– Тогда не будем забирать ваше время, многоуважаемый Прокоп. Мы не приехали сюда, чтобы обращать вас в веру. И не приехали, чтобы склонять чехов к союзу с Польшей. Хотя такой союз кажется мне хорошим делом, наверное, еще слишком рано о нем говорить. Потому что Польша не может позволить себе конфликт с Римом, тут же крестоносцы обозвали бы нас язычниками. Как поляки и верноподданные короля Владислава Ягелллы, мы должны думать о благе Польши.