Галина Гончарова - Учиться, влюбиться... убиться?

Вообще-то я нормальная. Ну, или была до дня Ивана Купалы. Даю самое честное пионерское слово — я была абсолютно вменяемой занудой, одной из самых занудных в группе. Носила старые джинсы — просто потому, что так удобнее, читала детективы на переменах, вместо того чтобы разговаривать с подругами, и никогда не красилась — просто из лени. Я Юля, но всю жизнь все называют меня Леля, хотя я просто ненавижу это имя. Леля — что-то такое высокое, худое, задумчивое и с интересной бледностью лица, происходящей от несварения желудка. И очень стервозное внутри. А я веселая, взбалмошная, с вечным румянцем во всю щеку и волосами, которые принципиально торчат в разные стороны. Им, видите ли, так удобнее. А то, что я ни одну прическу не могу сделать, на голове всю жизнь как воронье гнездо, — это мелочи. Еще я студентка биологического факультета и читаю запоем книги. В общем, все как у всех, ничего особенного, велосипед не изобретаем и не крадем. И вот случилось историческое событие. Хотя тогда я называла его обычным заскоком по фазе.

В одной из книг я наткнулась на описание ночи на Ивана Купалу — с шестого на седьмое июля по новому стилю. В эту ночь прыгают через костер, обливают друг друга водой и собирают магические травы. И самое главное — цветет папоротник. Кто сорвет цветок, тому будут ведомы все тайны на земле. Вообще-то у папоротника еще много функций, но эта меня заинтересовала больше всего. И я решила — надо ехать. Уж я-то наверняка найду этот цветок. Вот стукнуло мне что-то в голову. Или по голове… Но если я упрусь в одну идею — уж поверьте мне, второй в моем мозгу не уложиться. Места, наверное, мало.

Как студентка биофака, я, конечно, знала, что папоротник не цветет. Но разве нельзя поверить в чудо? Нужно!

И я отправилась в лес за цветком папоротника. Собралась в темпе вальса, чтобы не передумать, и поехала, как и решила, за сотню километров от города. Предупредила маму, что вернусь на следующее утро, мама махнула рукой и сказала катиться колбаской и быть поосторожнее. Особо она за меня не боялась. Мы в этом лесу ежегодно отдыхали на турбазе, так что я там каждый пенек на ощупь знала. Отца решили не информировать, брат просился со мной, но я его отшила, сказав, что без сопливых скользко. Я даже не боялась ехать в лес одна. Компас был, карта леса и фонарик тоже, оделась я тепло — так что за меня беспокоиться? Волки в нашем лесу уж триста лет как не водятся, а кабаны и лоси сами к человеку не подойдут. Да и человека к себе не подпустят. Оставались еще люди, которые похуже всяких зверей, но с ними я постараюсь не встречаться. В лесу шаги далеко слышно, успею спрятаться.

В общем, самыми страшными зверями в нашем лесу были комары. Огромные и злющие. И не кормленные с зимы. И вот иду я от автобусной остановки, а от нее еще до леса километров семь пилить, да еще в лесу устраиваться, а уже темнеет. Ничего, вот доберусь, разведу маленький такой костер и буду жарить на нем взятый из дома хлеб с крахмально-бумажно-красительной колбасой, а потом пойду искать этот цветок папоротника. И обязательно найду его. Найду, потому что иначе нельзя. Я всегда верила в чудеса, а значит, они должны происходить в жизни. Обязаны! Ведь как жить без чудес? Этого и не понимали мои однокурсницы. Они не понимали, почему мне хочется плакать на рассвете, когда солнце такое большое и чистое, а мир открытый и нежный, словно спящий котенок. А я, грешна, никогда не понимала, чем косметика от фирмы Avon лучше или хуже фирмы Faberlic и как можно в пятый раз обсуждать немодный свитер училки по математике и ресницы мальчика на соседней парте. Может, это просто моя ущербность? Не знаю. Но мне всегда становилось от этого тоскливо. Потому-то у меня и друзей было мало. А сейчас я шла по деревне, готовясь свернуть на проселочную дорогу…

— Леля! — окликнул меня знакомый голос.

Я обернулась, улыбаясь до ушей. Голос принадлежал бабе Вере, у которой мы всегда покупали молоко с тех пор, как меня в возрасте трех лет первый раз привезли на турбазу. Мы приходили к вечерней дойке, баба Вера наливала нам трехлитровую банку, и молоко было теплое и странно живое, и мы с братом не выдерживали и отпивали по несколько глотков прямо из банки, ссорясь за право первой очереди.

— Здравствуйте, баб Вера.

— Вечер добрый, Леля. Вы отдыхать приехали? — спросила старушка.

— Нет, это моя самодеятельность, — откликнулась я. — Захотелось отметить ночь на Ивана Купалу.

Лицо бабы Веры словно потемнело.

— Зря ты это задумала, Леля, зря.

— Почему? — не поняла я.

— Сегодня темная ночь, — непонятно ответила она. — Кто знает, что сегодня выйдет из ворот…

— Из каких ворот?

— Это не важно. Может, не пойдешь?

— А куда мне тогда? Автобус уже уехал…

— Да хоть у меня переночуешь. Я тебе в дочкиной комнате постелю.

Я подумала и покачала головой. Хотелось в лес. Я уже настроилась жарить хлеб на костре, а деревья будут загадочно покачиваться у меня над головой, и бледная луна — подмигивать с прозрачного неба. И променять все это на деревенскую ночевку? Запах леса на запах навоза?! Да ни за что!!! Так я и заявила.

Баба Вера стала еще более задумчивой.

— Зря ты это затеяла. Напрасно. Кто знает, что ты там найдешь…

Я пожала плечами. Что я там найду кроме комаров и романтики? Вопреки всем воплям о страшном лесе. Поверьте мне, на улице средь бела дня гораздо опаснее, чем в самом темном лесу самой страшной ночью. А в нашем хоженом-перехоженом лесу вообще нет ничего особо страшного.

— Или кто меня найдет? Может, это судьба?

— Может, и так. Только будь осторожнее.

Я попрощалась и отправилась дальше. Уже стемнело, когда я вступила в подлесок. Настроение не то чтобы испортилось, но как-то изменилось. И не в лучшую сторону. Странно как-то было. Словно что-то менялось во мне и в природе. Я уже давно сошла с дороги и шагала по бурелому, привычно держа направление на запад, к реке. Как хорошо в лесу! Сосны колыхались и завораживали меня. Легкий ветер скользил по лицу, лаская его и стирая капельки пота. А запахи! Цветы, травы, хвоя, смола… Я завертелась, широко раскинув руки. Голова у меня пошла кругом от переизбытка кислорода. А когда я проморгалась, посреди поляны стояло оно. Это было похоже на привидение или на взбесившееся облако, которое решило сменить небесную прописку на лесную. Лоскут снежно-белого марева, лохматого по краям и непрозрачного в середине. Я помотала головой. Лоскут все так же стоял посреди леса, не собираясь исчезать. В следующие пять минут я поочередно щипала себя за руку и за кончик носа, чесала в затылке и швыряла в странное явление веточки. Потом обошла его кругом. Веточки пролетали в марево и не возвращались. Что я сделала? Я поступила, как тот самый генерал из анекдота. Не фиг тут думать, прыгать надо. Так что я разбежалась, покрепче зажмурилась и ринулась прямо в плотную белую середину. И, кажется, завизжала в полете.