Джордж Мартин - Игра престолов (Книга I)

Сын быстро просмотрел имена.

Он пришел снаружи, заметила Кейтилин, щеки его зарозовели от холода, волосы взлохматил ветер.

— Хорошие люди, — проговорил Робб. — Обсудим это завтра, — и вернул список мейстеру.

— Слушаюсь, милорд. — Бумага исчезла в рукаве. — А теперь оставь нас, — попросил Робб. Мейстер Лювин поклонился и вышел. Робб закрыл за собой дверь и повернулся к матери. Она заметила, что он был с мечом. — Мать, что ты делаешь?

Кейтилин всегда думала, что Робб похож на нее и, как Бран, Рикон и Санса, пошел в породу Талли. Осенние волосы, синие глаза. Но теперь впервые она увидела в его лице нечто, унаследованное от Эддарда Старка, суровое и жестокое, словно сам ветер.

— Что я делаю? — отозвалась она удивленным голосом. — Как ты можешь спрашивать такое? Что, по-твоему, я могу здесь делать? Я забочусь о твоем брате. Я присматриваю за Браном.

— Значит, ты так называешь свое занятие? Ты не оставляла эту комнату с того мгновения, как Бран упал. Ты даже не вышла попрощаться к воротам, когда отец и девочки уезжали на юг.

— Я распрощалась с ними здесь. Из этого окна смотрела, как они уезжали. — Она молила Неда остаться и не уезжать сразу после того, как все произошло. Все переменилось, неужели он не понимает этого? Но уговоры остались безрезультатными. У него нет выбора, сказал Нед уезжая. — Но я не могу оставить сына даже на минуту, когда любое мгновение может оказаться последним в его жизни. Я должна быть с ним, если… если… — Она взяла вялую руку сына, переплела его пальцы своими собственными. Он стал таким хрупким и тонким, в руке не осталось силы, но она все еще могла ощущать под кожей живую теплоту.

Голос Робба смягчился:

— Бран не умрет, мать. Мейстер Лювин говорит, что самая большая опасность уже миновала.

— А что, если мейстер Лювин ошибается? Что, если я понадоблюсь Брану и меня не окажется рядом?

— Рикон тоже нуждается в тебе, — сурово проговорил Робб. — Ему только три года, и он не понимает, что происходит. Он думает, что все бросили его, и поэтому ходит за мной и цепляется за ноги. Я не знаю, что с ним делать. — Робб прикусил нижнюю губу, как делал, когда был маленьким. — Мать, и я тоже нуждаюсь в тебе. Я пытаюсь, но не могу… не могу сделать всего самостоятельно. — Голос его дрогнул от нахлынувших чувств, и Кейтилин вспомнила, что сыну только четырнадцать. Она хотела бы встать, подойти к Роббу, но Бран держал ее, и она не смела пошевелиться. Снаружи, у подножия башни, взвыл волк. И Кейтилин поежилась от этого звука.

— Это волк Брана. — Робб открыл окно и впустил ночной воздух в духоту комнаты. Вой сделался громче. Одинокий, полный отчаяния и скорби.

— Не надо, — сказала Кейтилин. — Брану нужно тепло.

— Ему нужна их песня, — сказал Робб. Где-то в Винтерфелле, вторя первому, завыл другой волк. Затем к ним присоединился третий голос, поближе. — Лохматый Песик и Серый Ветер, — проговорил Робб, слушая вздымающиеся и опадающие голоса.

— Их можно различить, если хорошенько прислушаться.

Кейтилин дрожала от горя, от холода, от воя лютоволков. Ночь за ночью холодный ветер продувал огромный опустевший замок, и ничего не менялось; здесь лежал ее изувеченный мальчик, самый милый из ее детей, самый мягкий… Бран, любивший смеяться, лазать, мечтавший о рыцарстве. Все теперь пропало, она никогда не услышит его смеха. С рыданиями она высвободила свою руку и прикрыла уши, чтобы не слышать этого жуткого воя.

— Пусть они умолкнут, — всхлипнула ока. — Я не могу терпеть этого, пусть они умолкнут, угомони их, убей их всех, если иначе нельзя, но пусть они умолкнут.

Она не помнила, как упала на пол, но, очнувшись, ощутила, как Робб поднимает ее своими сильными руками.

— Не бойся, мать. Они не причинят Брану вреда. — Он подвел ее к узкой постели в уголке комнаты и сказал: — Закрой глаза, отдохни. Мейстер Лювин говорил, что ты почти не спала после падения Брана.

— Я не могу заснуть, — пробормотала Кейтилин сквозь слезы. — Пусть простят меня боги, Робб, я не могу заснуть. Что будет, если он умрет, когда я засну, что будет, если он умрет, что будет, если он умрет… — Волки все еще выли. Вскрикнув, она вновь прикрыла уши. — О боги, закрой же окно!

— Если ты обещаешь мне выспаться. — Робб подошел к окну, но, отодвинув портьеру, услышал, что к скорбному вою лютоволков добавился еще один звук. — Собаки, — сказал он прислушиваясь. — Лают все собаки. Они никогда не делали этого прежде.

Кейтилин почувствовала, как дыхание застыло в ее горле. Поглядев вверх, увидела лицо, побледневшее разом в свете лампы.

— Пожар, — прошептал Робб.

— Пожар, — повторила она и сразу подумала о Бране. — Помоги мне, — сказала Кейтилин дрогнувшим голосом. — Помоги мне с Браном.

Робб как будто не слышал ее.

— Горит Библиотечная башня, — сказал он. Кейтилин заметила, как пляшет красный огонь за открытыми окнами. Она осела назад с облегчением: Брану ничто не грозило. Библиотека была на другой стороне двора, и огонь никак не мог перекинуться сюда.

— Слава богам, — прошептала Кейтилин. Робб поглядел на нее, как на безумную.

— Мать, оставайся здесь, я вернусь, как только огонь погасят.

Он выбежал. Кейтилин сразу услышала голос сына за дверью, приказывающий стражам, караулившим комнату снаружи; потом все они вместе бросились вниз по лестнице, перепрыгивая разом через две или три ступеньки. Во дворе послышались крики «Огонь!», вопли, звук бегущих ног, ржание испуганных лошадей и отчаянный лай собак. Потом лютоволки умолкли, но она поняла, что все равно слушает эту какофонию.

Кейтилин мысленно произнесла благодарственную молитву семи ликам бога и подошла к сыну. За двором, из окон библиотеки, выбросило длинные языки пламени. Она поглядела на дым, поднимающийся в небо, и со скорбью подумала о книгах, которые Старки собирали не один век. А потом закрыла ставни.

Когда Кейтилин отвернулась от окна, рядом с ней в комнате оказался мужчина.

— Ты не должна была сейчас находиться в комнате, — проговорил он кислым голосом, — никого здесь не должно быть. — Невысокий грязный мужчина, в бурой одежде, пахнущей лошадьми. Кейтилин знала всех, кто работал на конюшне, но он был не из них. Худощавый блондин с длинными волосами и бледными глазами, утонувшими в костлявом лице. В кулаке его был кинжал.

Кейтилин посмотрела на нож, потом на Брана.

— Нет, — сказала она. Слово застряло в ее горле свистящим шепотом.

Должно быть, он все-таки услышал ее и пробормотал:

— Это милосердие; он уже мертв.

— Нет, — сказала Кейтилин теперь громче, голос вновь вернулся к ней. — Нет, ты не сделаешь этого!

Она бросилась к сыну, хотела позвать на помощь, но человек умел двигаться быстрее, чем она могла предполагать. Одна рука зажала ей горло и откинула назад голову, другая поднесла кинжал к ее шее. Воняло от него жутко.