Елена Малиновская - В погоне за женихом

— Да, на чем я там остановился? — засуетился Фрей, потеряв нить своего рассказа. — Ах да, на проповедях отца Чериара. В общем, дело в том, что он считал, и я полагаю, небезосновательно, будто его изгнание в деревню послужило итогом необъявленной войны с королевой. Ей не нравились некоторые постулаты в его работах о природе магии. Но куда больше Виола гневалась из-за того, что отец Чериар позволял себе жесткую критику принца Винсента. Он множество раз в присутствии большого скопления народа объявлял о том, что настолько больные люди должны находиться в специальных лечебных заведениях, а не порочить своим поведением целую страну. Да, это горе для родителей, но нельзя, чтобы это стало горем для всего народа.

— Ого! — Ульрика, внимательно слушавшая Фрея, аж присвистнула. — Смело!

— Даже чересчур. — Фрей печально хмыкнул. — Так или иначе, но итог этого необъявленного противостояния нам известен. Отца Чериара, несмотря на его заслуги и научные труды, сослали в глухомань. А по дороге сюда он встретил эту тварь…

— Вообще, тебе не кажется это странным? — не выдержав, перебила его я. — Эту тварь, кстати, зовут герпентолом. И они очень, очень редки. Такое совпадение… Священник, попавший в немилость к королеве, которая по слухам вроде как самая настоящая ведьма и занимается черным колдовством, по дороге к своему новому месту назначения вдруг встречается с легендарным чудовищем…

— Я на этот счет не думал, — смущенно признался Фрей. — Ты полагаешь, что королева Виола…

— Я ничего не полагаю, — торопливо оборвала его я, не позволив страшной догадке сорваться с его уст. Невольно осмотрелась по сторонам, убеждаясь, что нас никто не подслушивает. — Ладно, давай забудем об этом! Еще не хватало нам лезть в такие дебри.

Фрей неуверенно кивнул, соглашаясь со мной. Однако продолжил далеко не сразу. Видимо, моя мысль все-таки запала ему в голову, потому как он неполную минуту барабанил пальцами по своему колену, удобно расположившись на соседнем пеньке. Затем пожал плечами и проговорил, ни к кому в сущности не обращаясь:

— Хорошо, будь по-твоему, Мика. Тем более речь сейчас не о королеве, а о бедняге священнике. Итак, он попал в плен к этому… как его… герпентолу. И тот начал требовать, чтобы несчастный сочинял ему проповеди. Отец Чериар пытался сопротивляться, но чудовище научило его повиновению. Не хочу углубляться в детали, тем более ты девушка. Но урок, по всей видимости, оказался жестоким, даже очень. Как я уже говорил, в подвале было темно, поэтому я не видел священника. Однако по его словам я понял, что чудовище оторвало ему конечности.

— Ой! — жалобно пискнула Ульрика, вся передернувшись.

— Да, вот именно, — мрачно подтвердил Фрей. — И это в свою очередь гарантировало, что бедняга не сумеет убежать. Тогда он решил привлечь внимание королевских дознавателей. И для этого начал писать такие проповеди, которые чуть ли не впрямую хулили королеву. Рыжая ведьма! Кто, ну кто еще первым приходит на ум при этом определении? Только королева Виола!

— И опять-таки почему-то никто не обратил на это внимание, — медленно проговорила я, чувствуя, как мои самые дурные предположения находят подтверждения. — Как будто Виола запретила своим осведомителям реагировать на эти проповеди.

Фрей долго смотрел мне в глаза. Затем с явным усилием покачал головой и произнес:

— Мы вроде как договорились не рассуждать на эту тему. Кстати, знаки, оберегающие от магии, тоже были делом рук Чериара. Он исподволь убедил герпентола нарисовать их во всех окрестных трактирах и постоялых дворах. Якобы это должно было обезопасить его от неприятных неожиданностей. А сам Чериар на самом деле надеялся, что в глухомани объявится какой-нибудь маг, который возмутится напраслиной, возводимой на сию братию местным священником, и захочет разобраться в происходящем.

— И что дальше? — с любопытством поторопила я Фрея, когда тот сделал очередную долгую паузу.

— А дальше я рассказал священнику про то, как попал в этот проклятый дом, — ответил тот. — Услышав, что меня сопровождала девушка, отец Чериар сильно заволновался. Все бормотал что-то о том, что нельзя позволить змеиному отродью получить продолжение. Правда, я так и не понял, что это означает.

Фрей выжидающе посмотрел на меня, но я предпочла сделать вид, будто именно в этот момент меня чрезвычайно заинтересовала грязь на носках сапог. Понятное дело, я не имела ни малейшего желания признаваться своему спутнику про в высшей степени неприличное предложение герпентола. И дело даже не в том, что мне было бы очень стыдно рассказывать о подобном. Проблема заключалась в том, что это неминуемо повлекло бы ненужные вопросы, чем таким особенным я привлекла герпентола. А там и до открытия моей истинной сути недалеко. Вряд ли бы Фрея обрадовал тот факт, что все это время рядом с ним находилась представительница паучьего племени. Насколько я поняла, арахнии тоже не пользуются любовью среди людей.

— В общем, бедняга так разволновался, что на какой-то миг мне почудилось, будто он испустит дух, — продолжил Фрей, так и не дождавшись от меня никакой реакции. — Естественно, это очень взволновало меня. Я пытался хоть как-то ободрить старика, сказать, что мы выберемся. Увы, помочь ему я не мог, поскольку мы находились в разных закутках подвала, отгороженные друг от друга прочными решетками. А потом я услышал лай. И Мышка радостно потерлась о мою ногу. Что скрывать, в первый момент я перетрухал так, что едва не свалился в обморок, хотя подобное проявление чувств вроде как более присуще женщинам. Но моя реакция развеселила Чериара. Он немного оправился от своего волнения и рассказал, что Мышка — такая же жертва, как и мы оба. Мол, герпентол держит ее в заключении и лишь изредка выводит куда-то.

— Не хочу даже думать о том, куда именно и с какой целью он водил на прогулки эту тварь, — пробурчала Ульрика, по-прежнему стараясь держаться так, чтобы между ней и собакой находилась я.

— Не знаю, я почему-то уверен, что у Мышки добрый нрав, — с сомнением протянул Фрей, нагнулся и потрепал ее по загривку, от чего собака закатила глаза и издала радостный визг. — Ведь, можно сказать, ее воспитал отец Чериар. Именно он проводил с ней львиную часть времени. Именно он с ней разговаривал и рассказывал про добро и зло.

— Рассказывал про добро и зло? — недоверчиво переспросила я, насмешливо вскинув брови.

Я никогда не жаловалась на воображение, но представить эту картину при всем желании не могла. Искалеченный священник, знающий, что остаток своих дней проведет в плену у чудовища и никогда больше не увидит солнца, рассказывал о добре и зле неведомой твари, увидеть которую при всем желании не мог.