Марек Гот - Я не люблю пятницу

— Ты умираешь, дружок.

— Без тебя знаю… откуда ты… взялся… ублюдок… ладно… встретимся… в аду, — кровь и жизнь уходили из него пульсирующими толчками.

— Хорошо, — мне почему‑то было немного жаль его. — Жди меня там по вторникам. У входа.

Полуэльф вдруг широко осклабился, будто это была самая смешная шутка, которую ему доводилось слышать. Еще он хотел что — то сказать, но на это сил уже не хватало. Я подождал, пока он окончательно затихнет, и отправился заниматься своими делами.

Вначале я пошел к тому месту, откуда вышли четыре разбойника. Возможно, там у них был лагерь. И, возможно, там есть хоть какая‑нибудь еда. Они же должны чем‑то питаться, в конце концов. Мысль об этом так захватила меня, что я решил заняться ранами потом, а сейчас попытаться отыскать хоть что‑нибудь съестное. По пути я наткнулся на огромную кучу тряпья, которое, видимо, перебирали те двое. Тут были простыни, огромные куски холста, бархата и шелка, плащи, платья, куртки, ночные рубашки, просто рубашки, женские панталоны, мужские штаны, чулки… Я поглядел на измятый смокинг и решил вернуться попозже, чтобы выбрать себе новый гардероб. Старый пришел в негодность. Уцелела только куртка — она лежала на холме.

Лагерь я нашел практически сразу, но кроме разочарования, эта находка почти ничего мне не принесла. Остатки погасшего костра, плащ, меч и оселок. Ни крошки съестного. Стоянка–дневка. Я уже успел себя убедить, что найду, как минимум, котел каши и ковригу хлеба, поэтому разочарование было жестоким. Не желая мириться с поражением, я начал шарить по кустам в надежде найти огромный мешок с провизией (их одиннадцать человек было — конечно, огромный). Но вместо мешка я нашел Альфа.

В первые секунды мне показалось, что я обнаружил то, что искал. Однако почти сразу стало понятно, что пустой желудок и избыток воображения сыграли со мной злую шутку. Это был не мешок, а человек со связанными за спиной руками. Он лежал лицом вниз и не шевелился. Я подумал, что в округе развелось слишком много покойников. Тем не менее, неизвестно зачем, подошел и перевернул его. На меня смотрели два ярко–синих испуганных глаза. Глаза находились на невообразимо грязном лице, которое, в свою очередь, принадлежало парнишке лет четырнадцати. Грязным было не только лицо — он весь выглядел так, будто его хорошенько изваляли в болотной жиже, а потом оставили сохнуть на солнце.

- - Ну, — спросил я, — и кто ты такой?

Парнишка молчал и таращился на меня.

— Как знаешь. Извини, что помешал тебе лежать связанным в лесу, название которого мне неизвестно, — я сделал вид, что собираюсь перевернуть его обратно.

— А… а… а…

— Что?

— Альф…

— Ага, уже лучше. И что такое альф?

— Альф. Меня зовут Альф. Альф Квинт.

— Хорошо, Альф Квинт. Кто ты такой и как сюда попал?

Парень немного подумал.

— А вы кто такой?

— Юноша, если вы еще не заметили, то я стою на земле и у меня в руках меч, а вы лежите в кустах и ваши руки связаны за спиной. Вам не кажется, что у меня больше прав задавать вопросы? — я уже понял, что его можно не опасаться, но береженого и боги берегут. — Впрочем, в качестве любезности я отвечу на ваш вопрос. Я путешественник. Меня зовут — я на секунду задумался и на всякий случай сказал — Максим Лэн. Можешь называть меня Максом. Теперь твоя очередь.

— Я… Мы ехали из Тако–Ито и на нас напали. Все слуги и охрана убежали, а тех, кто остался, они убили. А… где они?

— Полагаю, что там, где им самое место.

Он не понял и я пояснил:

— В аду.

— Вы их убили? Всех?

— А сколько их было всего?

— Одиннадцать, — и поправился, — я видел одиннадцать человек.

— Значит всех.

— В одиночку?

— А что, не верится?

Он ухмыльнулся:

- - Да нет, почему. С таким‑то лицом… Я думаю, вам пришлось за ними гнаться.

Парень быстро приходил в себя и не был лишен чувства юмора. Мне это понравилось.

— Может вы меня развяжете?

— Может и развяжу, только вначале я должен решить, могу ли я тебе доверять. Почему они тебя не убили?

Он посмотрел на меня как на слабоумного.

— Я — Квинт.

— Мне это ничего не говорит.

— Мой отец граф и он очень богат. Они хотели требовать выкуп.

— Понятно. Поворачивайся.

Он перевернулся на живот, и я перерезал веревки на руках и ногах. Альф сел, привалившись к дереву и начал массировать затекшие кисти и ступни.

— Сколько, ты говоришь, было слуг и охранников?

— Двое слуг и семь человек охраны. Остались только двое, их убили.

— Где на вас напали? Тут?

— Нет, что вы, — он искренне удивился. — Мы по дороге ехали.

— А дорога где? — терпеливо спросил я.

— Там, — он ткнул пальцем, — на северной стороне.

— На северной от чего?

Альф окончательно уверился в моем слабоумии.

— На северной от железной дороги.

— А это?

— А это южная сторона. Здесь никто не живет. Там дальше, — он ткнул пальцем уже в другом направлении, — Черная топь. Тут даже зверей никаких нет. Я еще удивился, почему нас сюда повезли. Но я, вообще‑то, точно не знаю… Мы, когда через насыпь переехали, так нам мешки на голову надели.

— Переехали?

— Ну да, на лошадях.

— А где лошади?

— Не знаю. Я ж говорю, у меня мешок на голове был.

— А пешком долго шли, после того как с лошадей слезли?

— Нет, минут десять.

— Значит лошадки еще где‑то здесь. Это очень хорошая новость. Альф, тут где‑нибудь жратва есть?

— Какая?

— Любая.

— Не знаю. Меня не кормили, но сами они обедали. Я слышал.

— Хорошо, значит будем поискать. Сиди здесь и жди меня.

"Поискать" долго не пришлось. Кусты здесь были густые и покойные наследили, как стадо свиней, так что вскоре я вышел к их настоящему лагерю на крохотной полянке. Костер здесь тоже не горел, но общий вид был гораздо более обжитой. Шалаши, седла, конские попоны и упряжь, тюки, вьючные мешки и почему‑то огромный сундук на замке. К сожалению, в котле, который висел над кострищем, ничего не оказалось. Я стал поочередно развязывать мешки. Тряпки, бронзовые подсвечники, золотая и серебряная посуда, статуэтки из бивня мамонта и ни крошки съестного. Внезапно один из мешков шевельнулся. Я едва не разрубил его пополам, успев задержать удар лишь в последнюю секунду.

Из мешка торчали чьи‑то ноги. Острием меча я зацепил мешковину и потянул ее вверх.

Там была девушка. Нижняя часть ее лица была плотно обмотана тряпками. В отличие от Альфа испуганной она не выглядела, скорее рассерженной. Очень рассерженной. Я аккуратно размотал тряпку, которая оказалась бесконечно длинным шарфом. Лучше бы я этого не делал.

— Ублюдок! Животное! Ты, скотина, будешь висеть на самом высоком дереве, и подвесят тебя там за яйца! Я уж позабочусь об этом! Чтоб ты на собственных кишках удавился, подонок! Когда тебя…