Марек Гот - Я не люблю пятницу

— Еще я посмотрел на Флинка Тимтая и Хорста Клэма. Хорст Клэм оказался Хорстом Клэмом–младшим. Ему‑то как раз и подошла бы кольчуга и двуручный меч. Папаша был не в пример хлипче. Раза в четыре. Тимтай больше всего походил на крысу. Заметьте, что я люблю этих умных животных и мне нравится, как они выглядят. Тимтай был плохой крысой. Мерзкой и опасной. На крысу он походил из‑за неестественно длинного и красного носа, который жил на его лице отдельной жизнью. Для крысы это нормально. Для человека… Никогда не задумывался, но увидел и понял — нет. Не нормально. Такой нос может быть у куклы из ярмарочного театра, но не у человека. А опасность вокруг себя он просто из ведра расплескивал. Из брандспойта разливал, сбивая с ног. Сомневаюсь, что при его тщедушном сложении, он мог хотя бы комара прихлопнуть, но ощущение опасности не проходило все время моего разговора с ним. Если честно, то я хотел его сразу убить. Его и Клэма.. Может остальные были еще хуже, но про этих‑то я точно знал, что они хотели моей смерти. И смерти Виктора, кстати. Но… Устал я, наверное. Половина Федерации мечтает увидеть, как я исполняю джигу на виселице. Всех перебить я просто физически не смогу. Пришибу этих и обзаведусь новыми врагами. Папаша Клэм, вроде, не помер… Пусть живут. Я уже понял из разговоров, что Стерн убедил всех, что никакой халявной и бесконечной энергии нет. Для каких‑то своих целей ему были нужны промышленники и, возможно, бандиты. Разбираться в этих хитроспетениях у меня желания не было. Для Виктора он приготовил публичное вскрытие мозга. Так сказать, последний свидетель и последний гвоздь в крышку гроба всяческих исканий. Приди мы на три дня позже и Виктор даже имени своего не вспомнил бы.

— Я загнал последнего пациента в их общую палату и вышел к своим. В зале если что изменилось, то не особо. Я подошел к Блоку, который, сидя за столом, покрывал кусок пергамента какими‑то расчетами и таблицами.

— В этой конуре, что бумаги нет?

— Александр потер переносицу и устало посмотрел на меня.

— Более чем. Просто пергамент дольше прослужит.

— А что за расчеты? Жалованье прислуге за месяц?

— Это для Виктора. Расчеты координат острова–призрака.

— Я даже вздыхать не стал. Вымотался до предела. Нет, я понимаю — у каждой зверушки свои игрушки и у каждого человечка в голове свои тараканы. Нормальных попросту нет. Только почему у всех моих знакомцев в головах водятся только сумасшедшие тараканы? У них там что, ареал обитания? Место ссылки? Тараканья психбольница?

— Хорошо. Призрак, так призрак. Мне уже все равно.

— Слышал?

— Не глухой. Слышал, конечно. В любом порту сорок бочек таких историй расскажут. Поставишь выпивку — появятся и те, кто там побывал. Клиническим идиотам даже координаты продадут.

— Это враки. Никто там не бывал и постоянных координат у него нет. Но сам остров существует. На месте он, правда не стоит, никто из живности там не живет, да и не растет там ничего. Но Виктору надо туда.

— Пусть ему. Надо, так надо, — я посмотрел на квинтов. Они сидели и беседовали. Полина порхала над Виктором. Александр снова углубился в свои таблицы. Я хотел есть и спать. И неизвестно — чего именно я хотел больше.

— Идите вы все к чертовой матери, — пробормотал я. Без должного чувства пробормотал. Вяловато. И пошел спать.

— Не знаю, сколько я проспал, но, по крайней мере, выспался. Жизнь начала неторопливо налаживаться. Первым в поле моего зрения попал Александр.

— У вас тут чего‑нибудь поесть есть?

— Выбор меньше, чем в ресторане, но зато хватит на полк голодных солдат.

— А то стадо кормили? — я неопределенно махнул рукой в направлении большой комнаты.

— Ага. Что с ними делать будем?

— А что с ними делать? Там моих кровных врагов нет. Пусть домой отправляются и никогда больше с плохими дяденьками не связываются.

— Я подумал, что может они тебе еще понадобятся.

— Только на корм, если собаку заведу. Нам тоже надо убираться.

— Через три часа.

— Виктор в порядке?

— Нет, но он пока в стипль–чезе участвовать не будет, да и в боях без правил тоже. Повозка есть, в ней и поедет.

— Алиса?

— По виду все нормально. А так — не разговаривал. Вернее — разговаривал, но говорил только я.

— Преторианцев нашли?

— В замке их нет. Или сбежали, или Стерн их отослал куда‑нибудь. Или убил. Ворота мы прикрыли.

— Родственники где делись? Виктор в себе? Спит?

— Квинты в соседней комнате. Виктор в сознании, не спит, но… занят он, корче. С Полиной разговаривает. Разговаривает давно, оживленно, и на твоем месте я бы не вмешивался.

— Через четыре дня мы ехали из Шеботани в Альбу. "Спасибо". Это было единственное слово, которое сказала мне Алиса. Она вообще никому и ничего говорила. Выслушивала всех, кивала головой и отходила. Разговаривала она только с Альфом, но зато разговаривала постоянно, так что мне с ним побеседовать не удавалось. Виктор с Полиной разругались в брызги. Не скажу, что я именно так представлял воссоединение нашей компании. Я‑то его вообще никак не представлял, но получилось намного хуже, чем я себе не представлял. Александр с Полиной ехали впереди, Альф с Алисой — позади, а я с Виктором обосновался в повозке из которой выкинули гроб.

— Не в курсе, где Фрай делся?

— Нет.

— Разговор у нас никак не получался. У Виктора было паршивое настроение, у меня тоже. За последние двое суток это был второй вопрос, который я ему задал. Вчера я спросил, не прибавить ли хода — больно медленно мы ехали. Он тоже сказал "нет". Меня молчание не беспокоило, да и Виктора, по–видимому, тоже. Так мы и ехали медленной и печальной похоронной процессией. Внезапно Виктор безо всякого повода сказал:

— Меня Полина сдала. Меня и Эрлика. Другим бы я просто не поверил.

— Бывает. У каждого человека есть свой предел. Своя болевая точка. Что ей пообещали?

— Ей вернули способности.

— Это очень много, Карелла. До хрена, как много. Такого вы ни за какие деньги не смогли бы купить.

— Знаю.

— Вот я и говорю — у каждого есть свое уязвимое место. Чародейские способности — это не мешок денег или замок на окраине. Она как‑то говорила мне, что вы и меня и ее на алтарь поисков уложите, если вам это хоть как‑нибудь вам поможет.

— Нет.

— Ой ли?

— Нет… Вряд ли… Вас бы я сдал. Вначале. Неприятно вам это говорить, но что уж поделаешь. Более того — вначале вы для меня и были такой необходимой жертвой. Я представлял все совсем по–другому. Уже с середины этой истории я бы и вас не сдал. Полину я бы не сдал никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Не зарекайтесь, Виктор. Раньше бы не сдали. А сейчас? Теперь? После того, что она сделала?