Токацин - Солнечный змей

В зале послышались смешки. Эльгер повернулся к куванцам, молча посмотрел на них — все тут же сделали вид, что вовсе не подслушивают. Речник подождал, пока зал наполнится гулом голосов, и все вернутся к своим делам, и только тогда ответил.

— Ни к чему их искать. Они сами нас находят. Последние годы тут творилось всякое, но этот год будет в десять раз хуже. Заметил, как обмелела Река?

— Не слепой, — скривился Эльгер. — Это дурная весна, Речник. С востока тянет кровью. Но я здесь при чём? По-твоему, это я украл дожди?

Фрисс неторопливо хлебал кислуху. Когда на дне осталось чуть-чуть, он снова поднял взгляд на куванца.

— Одна тварь на востоке очень любит кровь. Ей всё равно, кто кого режет, и она хорошо умеет дурить смертных. Если у тебя или кого-то из твоих зачешутся руки пограбить корабли или сходить в ночной набег — лучше утопись сразу, пока эта тварь не вскипятила тебя изнутри. Предупреди всех — в этом году само солнце против нас. Чем тише вы сидите, тем больше вас доживёт до зимы.

— Солнце против нас? — медленно повторил куванец и сделал священный жест, как будто отгоняя призраков. — Что за весть ты принёс, Речник?

— Сказанного достаточно, — качнул головой Фрисс. — Береги своих людей. Ты умён, но эта тварь многим выжгла мозги.

Эльгер вышел к причалу вместе с ним. Никто не проронил ни слова. Колдовское течение подхватило шлюпку и поволокло обратно к берегу. Речник не оглядывался. «Сиригны не расскажут,» — угрюмо думал он. «Лишь бы люди не увидели…»

… — Никто не знает, куда они плывут, — покачал головой Фрисс. Некромант удивлённо хмыкнул, провожая взглядом вереницу плотов. Сигнаса пролетела над ними, ненадолго накрыв их тенью. Куванцы с плотов равнодушно смотрели ей вслед. Кто-то лежал у тлеющего костерка, кто-то даже не вышел из хижины. Плоты плыли вниз по течению, и Река несла их, куда ей хотелось.

— Они спускаются от Озера Синдалия — всё дальше и дальше на юг, а потом… просто исчезают, — махнул рукой Фрисс. — Никто не видел их нигде, кроме Реки. Кто знает, что они ищут там, на юге…

— Вечные изгнанники, как мне кажется, ищут себе дом, — тихо отозвался Нецис, думая о чём-то своём. — Место, где на них не будут смотреть с презрением и страхом.

— Ну тебя, Нецис, — поморщился Речник. — Кому нужно их бояться?! Если бы они жили, как люди, никто бы их не трогал. Ты ещё мертвяков позащищай…

— Та-а… си-меннэль , — пожал плечами Некромант. — Скажи, кто-нибудь из них становился Речником?

Фрисс ухмыльнулся, но тут же призадумался, и усмешка с его лица медленно сползла.

— Есть одна легенда, — неохотно сказал он. — Отец рассказывал… ну, когда я ещё думал — идти в Речники или нет. Её Кесса очень любит. Был один куванец-Речник. Его звали…

— Хаэ-эй! По носу ливень! — крикнул с мачты дозорный-сиригн.

— Вверх! — отрывисто скомандовал Халан — его слышно было по всему кораблю и без рупора.

Печи взревели, корабельные шары заскрипели, раздуваясь. Сигнаса быстро поднималась, пропуская тучу под собой. Эта туча шла быстрее ветра, старательно растягиваясь над степью. Фрисс свесился с борта.

Дымка быстро затягивала сухую траву, подломившуюся и покосившуюся за зиму, строй зелёных побегов, белые и синеватые звёздочки незнакомых Фриссу цветов. Потемневшая речная гладь удалялась к северу, сигнаса улетала всё дальше в степи, срезая угол там, где Река делала широкую петлю. Внизу, под килем, клубились дождевые тучи, озаряемые неровными вспышками. Сине-зеленоватые сполохи были Речнику знакомы…

— Небесная рыба! — крикнули с мачты. Среди туч, немного левее сигнасы, сверкал заострённый спинной плавник, и широкие лопасти хвоста то выныривали из дымки, то скрывались в ней, заставляя облака клокотать и клубиться. Бирюзовая молния сверкнула совсем рядом, мокрая стальная спина скользнула под киль корабля, озарив его неровным синеватым светом, и сгинула в тучах.

— Просторного неба! — прошептал Речник вслед странному существу. Ему было жутко, но радостно. Нецис задумчиво усмехнулся, проводив рыбу взглядом.

— Очень необычные создание, — тихо сказал он. — Оно черпает силу оттуда же, откуда и Тзангол, но не усиливает его влияние, а гасит. И оно, по-видимому, от этого влияния не озлобляется. А это значит, что его разум, возможно, невелик, но прекрасно защищён.

— Это создание сарматов, — с усмешкой отозвался Фрисс. — А морок разбивается о сарматов, как волна о скалы. И их создания — такие же.

…Куванцы плыли и плыли, Речник уже утомился пересчитывать плоты и думал с досадой, что встретить их в Море Лилий, борт к борту, будет куда более неприятно. И всё-таки даже куванцы брались за вёсла и неуклюже отгоняли свои плавучие дома подальше от Левого Берега. С него на воду падали длинные густые тени, тёмные и холодные даже этой тёплой весной. Старый Город приближался, изломанные серо-белесые башни блестели от недавнего дождя, а за ними что-то вспыхивало и тут же гасло, рассыпая багровые блики. Фрисс, облачённый в сарматский скафандр, смотрел на мёртвые дома без страха, но с осторожностью. Сигнаса покачивалась в воздухе, держась поодаль от руин — самая длинная из теней не касалась её даже краем. Сиригны хмурились и бурчали себе под нос что-то настороженное. Нецис стоял у борта и завороженно глядел на развалины.

— Поразительная местность, Фрисс, — прошептал он, когда Речник остановился рядом. — Все эти развалины пропитаны смертью и засыпаны костями на десять локтей. Если бы не излучение, они кишели бы нежитью. Только лучи и удерживают её, Фрисс. Место, принадлежащее смерти…

— Да, Старый Город — он такой, — вздохнул Речник, выискивая за серыми громадами тёмно-синие купола и стены с яркими острыми гранями. — Но всё-таки жизнь там есть. Подожди немного, я скоро вернусь.

Халга, собранная из лёгких соломенных перекладин и пары огромных пушистых семян Акканы, летать могла — но под весом Речника в доспехах чуть не камнем пошла вниз. Фрисс кое-как выровнял полёт за миг до того, как совсем рядом промчался вертикально стоящий осколок высоченной стены — как блестящее лезвие из рилкара, вколоченное в землю. Ущелье улицы отсюда казалось узким, и навсегда потухшие светильники, выступающие из стен, проносились в полушаге от Фрисса, и он дёргал управляющие тросы, чтобы не шмякнуться о какой-нибудь выступ. Халга раскачивалась во все стороны и жалобно хрустела.

Речник вертел головой — сверху всё казалось незнакомым, и только алые отблески прямо по курсу говорили о том, что с пути он не сбился. Одноликие здания, громадные, как горы, дышали холодом, полосы оплавленного и вздувшегося пузырями фрила тянулись по их стенам, редкие невыломанные пластины стекла в провалах окон поблескивали перламутром — и ничего не было видно за ними. Мох не вырос на грудах искусственного камня, трава не пустила в них корни, и даже яростное солнце этой весны не могло согреть руины. Фриссу померещилась внизу, на мостовой, горка почерневших костей, залитых расплавленным и вновь застывшим скирлином. Он не стал приглядываться.