Токацин - Чёрная река

— Слезай, — велел Нингорс, опускаясь на пружинистые подушки странного синеватого мха. Он кустился тут повсюду, покрывая гниющие ветки и груды сброшенной коры. Чахлые папоротнички — едва по колено Кессе — торчали из него, и их белесые листья просвечивали насквозь.

— Тут мы заночуем? — Речница потопталась по моховым подушкам. — Мягко…

— Нет, — ответил хеск, выбираясь из сбруи, и сел на выступающий из земли корень. — Твои водяные стрелы крепко бьют. А есть такие, что пробивают насквозь? И можно ли налить в существо столько воды, что его разорвёт?

Кесса вздрогнула.

— Нет! Вода не убивает, — сердито мотнула головой она. — Вода добра к существам. Она несёт жизнь.

— Вот оно что, — задумчиво протянул Нингорс, разглядывая Кессу, как диковинного зверька. — А что несут лучи?

— Они сжигают то, чего быть не должно, — не сомневаясь ни мгновения, ответила Речница. — И разгоняют мрак. Так ты научишь меня своей магии?

— Посмотрим, что выйдет, — проворчал хеск. — Дай руку, детёныш. Нет, не так, — ладонь пусть ляжет под ладонью, пальцы — под пальцами. Теперь смотри и запоминай. Ни-куэйя!

Он вскинул руку с зажатой в ней ладонью Кессы, и травянисто-зелёный луч впился в толстую ветку и взорвал её изнутри. С гулким треском она раскололась, и обугленный обрубок упал в мох. Запястье Кессы налилось жаром, тёплая волна прокатилась от плеча к пальцам. Сердце на миг замерло — и забилось быстрее.

— Повтори, — Нингорс чуть сдвинул ладонь — теперь пальцы Кессы выглядывали из его кулака.

Она зажмурилась, собирая жар в запястье и сбрасывая его вниз по руке.

— Огонь, текущий в крови… — прошептала она, чувствуя, как наливаются теплом костяшки. — Ни-куэйя!

Стиснуть зубы она успела, но слёзы брызнули из глаз против воли. Подушечки пальцев нестерпимо жгло. Золотой свет прокатился по ним и угас, оставив жгучую боль. Нингорс раскрыл ладонь, лизнул обожжённую руку Речницы и одобрительно фыркнул.

— Лучу нужна цель, — он указал на мёртвый побег, торчащий изо мха. — Ещё раз.

Кесса подняла руку, и ладонь Нингорса легла на её запястье.

— Ни-куэйя!

Облако жара скатилось по пальцам и сорвалось с них золотистым лучом. Мёртвая ветка почернела и задымилась, и синеватый мох скукожился. Кесса прижала руку к груди, потирая ноющее запястье. Её глаза горели.

— Вот это магия так магия! Даже эльфы так не умеют! Ни-куэйя!

Гнилая палка треснула пополам, испуская зловонный дым. Рука Речницы налилась свинцовой тяжестью, и она с недоумением посмотрела на ладонь. Вены на тыльной стороне вспухли и окутались неярким светом.

— Знай меру, — Нингорс понюхал руку Кессы и лизнул горячее запястье. — Утром продолжишь. Будешь кидать лучи в деревья, а когда научишься — в рыб и ящеров.

— Не надо в ящеров, — нахмурилась Кесса. — Так и убить можно.

— Тогда сжигай канзис, — ухмыльнулся хеск. — От этого сплошная польза. Ну, чего ты дожидаешься? Разомни ноги, поешь, — нам ещё лететь и лететь.

— Да? Ещё одну ночь? — огорчилась Речница. — Так далеко до города?

Нингорс мигнул.

— Какого ещё города?!

— Делгин говорил, что он называется «Хеш», — ответила Кесса с растерянной усмешкой. — Где-то в лесу, недалеко от границы. Хеш — город белых ящеров, и они рады гостям…

Хеск выразительно фыркнул.

— Одного города тебе не хватило?

Кесса, растерянно мигая, заглянула ему в глаза.

— Нингорс! Разве тебя обидели в Хеле? Кто-то ранил тебя? Если ты — торговец кожами, то тебе должны быть привычны города…

— Торговец — Икеми, — качнул головой Нингорс. — Её тут нет. Мы нарвёмся однажды, детёныш, и хорошо, если выберемся живыми…

Кроны папоротников расстилались внизу непроницаемым пологом, и лучи рассвета скользили по ним, отражаясь от блестящих мокрых листьев. На чешуйчатых замшелых ветвях шонхоры чистили перья, оглашая лес визгливыми криками. Высоченный хвощ нависал над папоротниковой порослью, как скала, а сомкнувшиеся у его ствола резные листья качались не от ветра — среди них возился, заставляя колыхаться деревья, огромный пернатый ящер.

— Нингорс! Там пернатый холм! — вскрикнула Кесса, прижимаясь к спине Алгана. Осторожно она выглянула из-за его плеча — ящер не видел её, да и едва ли она была ему нужна.

Тяжёлый пласт коры отслоился от гигантского ствола, но упасть не смог — так и остался висеть в тени папоротников, новая кора нарастала под ним и вновь отслаивалась, вода затекала в трещины, солнце не проникало в них, — и теперь весь истрескавшийся ствол покрыли грибы. Серые, округлые, они лепились к мёртвой коре со всех сторон, прорастали под ней, приподнимая новые слои, выели в стволе дупла. Пернатый ящер, поддев когтистой лапой кору, неторопливо скусывал грибы. Снаружи их почти уже не осталось — и он просунул морду в нишу, расширяя дупло когтями, но сор запорошил ему глаза, и он отдёрнул голову, обрушив дождь грибов на землю. Что-то зашелестело у его лап, и он опустил шею, заглядывая под папоротники. Несколько грибов выпало из его пасти.

— Ой! Там кто-то ещё, в его тени! — встрепенулась Кесса. — Я видела серые перья!

Нингорс медленно кружил над гигантским хвощом, и его тень упала на зурхана, когда тот поднял голову. Ящер угрожающе вскинул лапы и гулко вздохнул. Хеск лениво вильнул хвостом, уходя в сторону. Спустя мгновение хвощ остался позади, но Кесса долго ещё оглядывалась, высматривая среди деревьев пёстрое оперение.

…Над посадками плетеницы неспешно расходились облака, и солнце заглядывало в разрывы испепеляющим оком. Раскалённый воздух струился над широкими дорогами, сливающимися в одну, чахлые придорожные деревца дрожали от топота сотен лап. По самой большой дороге, выстроившись в две колонны, мчались панцирные ящеры, и солнце играло на серебристо-серой броне и багровыми искрами вспыхивало на шипах. Кессе показалось, что Нингорс, нагнав их, повис в воздухе, но нет — он летел так же быстро, но ящеры шли с ним вровень. Все, кто гнездился на придорожных деревьях, в панике взвились в небо и теперь кружили там, пронзительно вопя.

— Великое войско, — прошептала Кесса, выглядывая из-за крыла Нингорса. Хвост колонны скрылся в поднятой сотнями лап пыли, и над ней, над золотистым маревом полуденного зноя, сверкнула белым огнём игла, пронзившая небо. Сияющий пик поднимался над равниной, а под ним поблескивали чёрной черепицей раскалённые крыши, теснящиеся друг к другу по склонам невысокого холма. Под холмом выстроились ровными рядами строения пониже, но пошире, засверкали на солнце пёстрые шары и паруса небесных кораблей. Между ними и голой, ничем не засаженной пустошью, воздух над которой странно дрожал и рябил, мешая вглядываться, поднималась стена. Её основание, обложенное тёмным кирпичом, простояло тут много лет, и даже с неба Кесса видела, что на него так просто не влезешь; но сейчас её спешно достраивали, возводя поверх камня и кирпича бревенчатые башни и утыкивая вал под стеной острыми кольями. Башня над воротами уже была готова, и на её четырёхскатной крыше, обтянутой светлым лубом, чернели знаки трёх лун.