Александра Черчень - Дипломная работа по обитателям болота

— Господин шут, вы ведете себя непозволительно дерзко. — Я собрала остатки решимости в кучку, резко скинула с плеч ладони блондина и повернулась к нему.

Подавила порыв отшатнуться назад, так как мы оказались так близко, что лица почти соприкасались. Его глаза, которые меня всегда завораживали, теперь внушали только страх. Полночно-синяя радужка затягивала, не давала отвести взгляд, ноги переставали держать, тело слабело. Я неосознанно оперлась ладонями о кожу жилета шута и тотчас почувствовала, как талию обвивает сильная рука, поддерживая, прижимая ближе. Лель склонился к моему уху, чтобы тихо, интимно прошептать слова, от которых кровь стыла в жилах:

— Ты ведь правильно все поняла, малышка. Я и правда сумасшедший. Более того, я прошел почти по всем граням своего безумия, и нет того, чего я себе запрещал бы. И если бы я сейчас рассказал хоть немногое о том, чем занимался… и с каким удовольствием занимался… — Ухо неожиданно больно укусили, и он хрипло закончил: — Ты бы уже смотрела на меня не с опаской и легким страхом, а с ужасом.

Ногти так сильно впивались в кожу, что я прикусила губу в попытке сдержать гримасу, не позволить дать понять, что я и так в ужасе.

— О нет, госпожа психолог, — бархатисто рассмеялся Лельер, но от этого звука у меня мурашки по спине пробежали.

А когда его рука скользнула по телу, почти по-хозяйски поглаживая, мне едва не изменила выдержка. Почти изменила. Наверное, спасло только то, что стадия прессинга в странной игре шута закончилась, тембр голоса сменился на мягкий и ласковый. Но от такого контраста я еще больше обвисла на его руках, что позволило Хинсару плотно прижать меня к себе, позволяя ощутить твердость мышц, терпкий запах цитрусов и бергамота.

— Но, милая, я ведь могу быть иным. Тебе нравилось общаться со мной все это время? Ты только скажи, и я могу стать для тебя еще лучше…

— А зачем? — шепнула я в ответ, поворачивая голову и твердо встречая взгляд жестких, почти невыносимо жестоких сейчас глаз. — Ты мне дорог. А без своей оборотной стороны ты — пустышка. Смешная кукла со званием шута. Не будет оборотной стороны — не будет Бича Двора, и бесследно исчезнет в тебе то, от чего глаз невозможно отвести.

Он как-то очень горько улыбнулся и насмешливо пропел:

— «Ночь гипнотических грез, мы повелители слез, мы приближаем рассвет…

Вальс на осколках зеркал станцуем мы в темноте. „Проснись“, — шепчешь ты мне!» [1] Стихи Романа Райна.

Кажется, у кого-то я слышала или читала про определение «от него веет безумием». Это про тебя, шут. Про тебя…

— Что это? — хрипловато спросила, машинально облизнув пересохшие губы.

— Слова моей новой песни, кажется, — хмыкнул шут. — Значит, глаз от меня не можешь отвести, красавица? А как же твой риалан? Или я обманулся в своих выводах?

— А кто тебе сказал, что природа моих эмоций одинакова? — спокойно спросила я мужчину, и не думая вырываться из его рук. Да, и сейчас… я его уже не боялась и была уверена, что ничего плохого мне синеглазый музыкант не сделает. Луна снова повернулась светлой стороной.

— Пожалуй, вспомню о таких понятиях, как такт и этика, а потому не стану тебя пытать по поводу отношения к Феликсу, — рассмеялся Лельер и, все так же прижимая меня к себе, сделал несколько шагов, пока не наткнулся на стол. Присел на него и снова вопросительно взглянул на меня. — Но вот про меня… изволь, Юленька, ты ведь сама начала это.

Я поудобнее повернулась, все так же не отступая. Губы шута скривились, и он демонстративно скользнул ладонью по моим лопаткам на талию и потом медленнее, но все ниже и ниже.

Я нахмурилась и невозмутимо проговорила:

— Это лишнее. Зачем усложнять, если у нас и так все очень непросто, Лельер Хинсар?

— Юлия Аристова… — Шут невесело хмыкнул и закончил: — Ла-Шавоир, да… Ты права, мелкая, ты права. Не будем усложнять.

Он разжал руки, и я быстро отступила, но ровно на один шаг, прямо посмотрела на блондина и сбивчиво, торопливо и, наверное, слишком эмоционально начала говорить:

— Какие же вы все… что Кик, что Айлар, что ты…

— Юля, — рассмеялся Лель. — Дорогая моя, твой риалан — Тень Гудвина, зрелый мужчина, матерый политик, да и техниками манипулирования Кик владеет великолепно. Айлар Смерть… ну, тут, я думаю, даже распространяться особенно не надо, потому что и так все ясно. Мастер, кроме того что является магом высочайшего уровня, так еще и существом крайне интересной расы. Преимуществами которой пользуется без зазрения совести. А я… — он хихикнул, на миг напомнив мне прежнего беспечного блондинистого приятеля, — побуду-ка я загадочным! В конце концов, планы по твоему охмурению хоть и похоронены, но пока не сдохли!

Неисправим!

— Вопрос: что же вы во мне обнаружили, все такие интересные? — мрачно спросила я, устало опускаясь в кресло. Эта игра меня очень вымотала. — Такое, что заставляет относиться не только как к реципиенту.

— То же, что и ты в нас. — Лельер развел руками. — Вот притягиваешь, и все. Есть ничем не обоснованное желание узнать поближе, а мы не привыкли себе отказывать в такой малости.

Ага… такая забавная кошка бегает, почему бы и не потискать?

— А то, что я почти в собственности твоего зеленого друга?

— Ну… — Шут загадочно улыбнулся и подмигнул. — Скажу по секрету: если нам чего-то захочется, то буква закона не остановит.

— Начну-ка я вас всех бояться, — мрачно сообщила ухмыляющемуся музыканту. — Так, на всякий случай и самосохранения ради!

— Поздно! — радостно сообщил ненормальный шут и вспомнил: — Вообще, я должен был тебя сопроводить на обед. Кик обещался быть позже, но, зная тебя, просил проследить, чтобы непутевая риале не махнула рукой на питание.

— Такое ощущение, что он меня для каких-то целей откармливает, — проворчала я, поднимаясь и следуя за блондином на выход. Он распахнул передо мной дверь, но даже этот простой жест вежливости умудрился дополнить кривлянием и двусмысленной фразочкой:

— Надо признать, имей я его возможности, тоже бы этим воспользовался.

— Ты о чем? — Я подозрительно взглянула на уже невинное выражение лица этого высокопоставленного гада.

— Ни о чем. — Лель едва заметно улыбнулся и с поклоном подал мне руку. — Доставьте мне такое удовольствие…

А я решила побыть грубой!

— Не доставлю!

Развернулась и пошла по коридору, поджав губы от того, что за спиной раздался веселый смех ненормального паяца.

Руку все же дала, да и куда бы я делась? Лель — это Лель. Тот, к кому меня неудержимо тянет, вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения. Опасный, безумный, но его невозможно выкинуть из души, если он туда пробрался.

Притом как мужчина он меня совсем не интересует. Такой искры, как с Феликсом, в отношениях с ним нет, и я молюсь, чтобы не было. Потому что быть шуту другом — это одно, а быть его женщиной — совершенно другое. Как и быть влюбленной в него женщиной. Наверное, это самое разрушительное, что можно себе представить.