Мария Виноградова - Тёмные времена

— Дело не только в этом, — глава прищурился, в глазах промелькнуло раздражение. — На нас насело Святое Братство.

— Так я и знал, что без этих рясочников не обошлось! — воскликнул охотник, раздраженно ударив сжатым кулаком по крепкому подлокотнику. — В чем они нас обвиняют на этот раз?

— В использовании запретного искусства, — Десебел презрительно поморщился. — Таскаются за ребятами, как приклеенные — среди охотников уже зреет недовольство. Два дня назад Дорас сцепился с одним из Инквизиторов, когда тот попытался конфисковать якобы зачарованное оружие. Шуму было столько, что полгорода сбежалось. И теперь священники вообще не собираются оставлять нас в покое.

Хес хмыкнул. Дорас был известным драчуном и задирой, не спускавшим оскорбления никому, можно поспорить, что и против Темного бы пошел, дай тот только повод. Что уж говорить о посягательстве на оружие, для каждого охотника считавшегося продолжением их самих.

История вражды Гильдии Охотников и Святого Ордена уходит корнями к самому началу новой Эры, к моменту прихода в этот мир Аенеаса как Наместника Семерых. После разрушительной войны с волшебным народом, последствия которой давали о себе знать на протяжении еще двух сотен лет, на землях людей, активно создающих собственное королевство, молодое, сильное, освобожденное от влияния фейри, стали появляться Твари. Странные существа, не имеющие ничего общего с изгнанными с ныне принадлежащей людям земли волшебными существами и духами природы. Жуткие, кровожадные, невероятно сильные и умные, они легко уничтожали посланных на их поимку братьев Ордена — Святая Сила не действовала на порождений Темного. Именно тогда и появились первые охотники, в первый же год успешной работы создавшие Вольницу — в стремительно разрастающуюся Гильдию стекались воины и наемники со всего королевства. Платили воспрявшие духом градоправители, да и простой люд, очень хорошо, потому что в случае неуплаты или надежд, возложенных на помощь от Святого Ордена, от деревень и городов, брошенных охотниками на растерзание Тварям, не оставалось ничего, кроме могильного холода и пустых строений, тоскливо взирающих провалами окон-глазниц.

Святой Орден почувствовал, что стремительно теряет былую власть над умами людей, и здорово обозлился на конкурентов. Посыпались обвинения в колдовстве, в использовании зачарованного оружия, в сговорах с фейри и духами природы. Нельзя сказать, что они были так уж неправы — иногда охотники не гнушались и «греховными» способами усилить оружие или дать себе и своим товарищам по связке больше шансов на выживание. С духами природы, которые не вредили людям или их вмешательство в жизнь человека ограничивалось шутками, пусть и злыми, в конфронтацию не вступали, предпочитая разрешать подобные конфликты мирным путем — и вашим, и нашим. С Высшими фейри почти не сталкивались — верхушка волшебного народа редко снисходила до людей, поэтому особых проблем с ними не было. Но никогда охотники не позволяли себе отпустить на свободу существо, которое может принести кому-нибудь вред.

Однако Святой Орден не унимался, и конфликт начал перерастать в серьезную угрозу для стабильности королевства, особенно после того, как король, напуганный начавшимся противостоянием, издал указ о невмешательстве Ордена в дела Гильдии. Священники озлились еще больше, и закончилось все плачевно: в Праздник Урожая в Альфонзуле показательно сожгли одного из ветеранов Гильдии — Кайела, теперь известного под именем Душегубец. Его, не раз провоцировавшего конфликты с орденцами из-за обвинений в колдовстве и попытках спасти невинных людей от плахи или костра, повязали в таверне, зная, что товарищей по связке рядом нет, и сразу же потащили на эшафот.

Основная проблема заключалась в том, что Кайел действительно обладал даром. Пусть не самым сильным, неразвитым, потому что избрал путь меча и стали, но все же он вполне мог направить свою жизненную энергию в нужное русло. А как известно, в момент смерти сила возрастает во много раз, подпитанная уходящей из тела жизнью. И в момент сожжения город получил сильнейшую темную душу, одержимую жаждой мести.

Душегубца не смог остановить никто. Ни охотники, которые не сильно-то стремились, а некоторые даже порывались помочь уже мертвому товарищу совершить правосудие, ни перепуганные священники, оказавшиеся абсолютно беспомощными перед мстительным духом, на которого, как ни удивительно, не действовала Святая Сила. Всего за одну ночь было вырезано все представительство Святого Ордена в Альфонзуле. Бывалые охотники, наутро решившиеся зайти в здание, которое всего несколько часов назад содрогалось от диких криков ужаса и боли, выскакивали оттуда с перекошенными лицами и бросались к ближайшим кустам: повидали они всякого, но такого не ожидал никто. Тела находили в неестественно изломанных позах, выпотрошенные, с растянутыми поперек коридоров внутренностями; некоторые болтались на потолочных балках, удавленные собственными кишками; сгустки крови багровели на полу, стенах и даже потолке, а Инквизитора, отдавшего приказ вопреки воле короля, обнаружили в собственной келье, распятого на стене — по перекошенному лицу, выпученным глазам и намотанным вокруг туловища внутренностям самые стойкие из охотников сделали вывод, что мучился он долго.

Кайел же исчез сам. До сих пор никто не знает, навсегда ли Альфонзул избавился от темной души, или же мертвый охотник до сих пор защищает своих товарищей от посягательств со стороны Святого Ордена.

Но священники после этого происшествия надолго притихли, не решаясь более трогать Гильдию, и в самом городе Инквизиторы появлялись очень редко и то проездом, так что охотники заняли в Альфонзуле прочную позицию.

А теперь, словно забыв о былом, орденцы вновь взялись за старое.

— Но больше всего, — продолжил Мастер, — их интересуешь ты, Хес.

— Будь они прокляты, — охотник насторожился и сжал кулаки. Обожженная рука отозвалась дергающей болью. — Что им надо?

— Ты — одиночка. То, что ты не только жив, но и продолжаешь успешно выполнять задания, приводит их, равно как и нас, в замешательство. Они почти утвердились во мнении, что ты колдун. А ты сам знаешь, чем тебе это грозит.

— Меня это мало волнует, — бросил Хес.

— Зато это волнует меня, — тон главы изменился, став угрожающим. — Я не хочу терять лучшего охотника из-за нелепых обвинений. Собери связку, Хес.

— Нет, — категорично ответил охотник, оскалившись. — Когда я один на охоте, то я и отвечаю только за себя, мне нет нужды присматривать за неуклюжими неумехами, которых в этой Гильдии большинство.

— Ты упрям, как толпа цвергов, — устало произнес Мастер. Впрочем, он и не ожидал, что упертый парень согласится. — Тебе задание.