Дуглас Хьюлик - Свой среди воров

Тут я не выдержал и начал смеяться.

Кристиана умолкла и уставилась на меня. Затем ухмыльнулась, как делала в одиннадцать лет. Приятно глазу.

– Сволочь! – сказала она.

– Проста, как прежде.

Я вытащил из кисета клочки. Сестренка или нет, она говорила дело – ей чаще приходилось возиться с шифрами, чем мне.

Кристиана почти небрежно взяла бумажки, но изменилась в лице, когда вгляделась. Она подняла их на свет, нахмурилась, повертела, после чего пошла к саду на солнце.

Я вернулся на скамью и уперся затылком в стену под ликом Релескои.

– Спорим, она не найдет ключ к шифру? – сказал я Ангелу.

Тот не ответил. Наверное, добрый знак.

Я прикрыл глаза.

И очнулся от того, что Кристиана пнула меня в ногу.

– Где ты это взял, черт тебя дери? – спросила она.

Я потер лицо, пытаясь проснуться. Дальше простого прихода в чувство дело не пошло.

– Что?

Кристиана помахала бумажками у меня перед носом.

– Вот это. Где ты их взял?

– Я ж сказал – нашел в вещах контрабандиста и предателя. А что?

– И это все, что ты можешь о них сказать?

Я посмотрел на бумажки, потом на сестру. Она была напряжена за двоих. Я начал наконец просыпаться.

– Что ты узнала?

– То, что ничего не узнала, – огрызнулась она, резко повернувшись и обдавав меня запахом духов. – Здесь нет ни шифра, ни тайнописи – ничего.

Я заметил, что комната изменилась, пока я спал. Принесли низкий стол, кресло и небольшой налой для чтения. На столе лежали книги – открытые и сложенные стопкой в углу. На налое покоились еще две, а также стояли свеча, несколько мисок и набор бутылочек и пузырьков. На сад в зеленой арке уже пала тень.

Значит, время перевалило за полдень. Я проспал не меньше двух часов.

– Это бессмыслица, – пожаловалась Кристиана, помахав бумажками. – Для шифра здесь мало последовательности. Нужно, чтобы текст напоминал письмо или хотя бы повторялись символы. Я проверила их в зеркале – вдруг это оборотный или частичный шифр. Бесполезно. И они совершенно не похожи друг на друга. Они вообще ни на какие буквы не похожи – значит, это не текст.

– Невидимые чернила? – предположил я.

– Испробовала четыре обычных реагента, – ответила Кристиана, махнув рукой в сторону стола.

– А если попробовать необычные?

– Они либо ядовитые, либо очень дорогие, либо то и другое.

Я подумал о зависшем в воздухе трупе убийцы.

– Возможно, для этих людей нет ничего «слишком дорогого» или «слишком опасного».

Кристиана пожала плечами:

– Хорошо, я могу и другие попробовать – потом. Но не думаю, что это поможет.

– Почему нет?

Кристиана подошла и наклонилась ко мне. Пахнуло мускатным орехом и мускусом с солоноватой примесью ее пота.

– Посмотри сюда. Видишь линию, где все каракули обрываются, не доходя до края? – сказала она, передавая мне клочок. – Это значит, что писавший что-то сделал с бумагой, когда писал. Что-то прервавшее или прекратившее письмо.

Она распрямилась и рассеянно провела рукой по выбившейся пряди.

– Если мы хотим разгадать шифр, нам нужно что-то сделать с этой бумагой. Физически.

Я долго смотрел на знаки, на окружавшие их линии с точками и на бритвенно-ровную белую полосу вдоль одного края, рассекавшую метки. Это напомнило мне что-то смутно знакомое. Но нет, догадка исчезала при первом касании.

– Ты ее складывала? – спросил я.

– Без счета. Некоторые знаки повторяются, но остальное все равно чушь.

Я снова прислонился к стене. Плечи взвыли, но я не стал слушать.

– Мы что-то упускаем, – пробормотал я. – Этим пользуется Круг, а не имперские шпионы. Если кто-то писал Ателю и Силосу, то вряд ли шифр сложнее послания.

Кристиана что-то проворчала и выпрямилась. Она отрешенно закусила нижнюю губу, наматывая на палец прядку волос.

Я посмотрел на Релескои.

– Мог бы забиться со мной, ничего бы не потерял, – буркнул я ему.

– Что? – вскинулась Кристиана.

– Ничего.

Я оттолкнулся, встал и подошел к столу.

– Те самые, другие реагенты для невидимых чернил, – произнес я, оборачиваясь к сестре. – Насколько они…

И застыл.

Она стояла и смотрела на меня, скрестив руки на груди. А прядка, которую она наматывала на палец, повисла за ухом и чуть закрутилась спиралькой.

– Волосы, – указал я.

Кристиана смущенно вскинула руку:

– Мои волосы? Дрот, что ты…

Я перевел взгляд на мозаику с Релескои – посох, вокруг вились священные письмена. Символ веры на кольцах пергамента.

Ну конечно.

– Я понял! – вскричал я, указывая на Ангела. – Посох. Твои волосы. И моя скверная привычка накручивать записки на палец. Как я сразу не догадался! – И я торжествующе потряс бумажкой. – Ее не надо складывать, подносить к зеркалу или просвечивать! – воскликнул я. – Ее нужно намотать на что-нибудь, и тогда линии совместятся и образуют буквы!

Кристиана широко распахнула глаза и ахнула:

– «Скитала»… Но… этим шифром уже веками никто не пользуется!

– Тем лучше, – возразил я. – Кто вспомнит такую древность? Тебе, например, и в голову не пришло.

Кристиана хмыкнула, но спорить не стала.

– Это здраво, – признала она. – Для этого всего-то и нужны палочки одинакового диаметра – обматываешь бумагу, а потом пишешь или читаешь. И каждому по уму. А у покойников не было палочки или жезла? Это должно быть что-то безобидное, что-то очень обыденное…

Я не обыскивал труп Силоса, зато Ателевы пожитки перетряхнул не раз и очень хорошо запомнил.

– Трубка, – назвал я. – У Ателя была трубка с длинным чубуком. У Силоса могла быть такая же.

– Ее у тебя, конечно, нет?

– Нет, – признал я. – Но я помню, как она выглядела.

И я принялся запихивать бумажки обратно в кисет.

– Если я прямо сейчас сгоняю на Пепельную улицу, то обойду полдюжины табачников, прежде чем…

– Ерунда, – отрезала Кристиана и хлопнула в ладоши. – Никуда ты не пойдешь. Я не собираюсь сидеть и ждать.

Йосеф вплыл в комнату, остановился на почтительном расстоянии и поклонился.

– Мне нужны курительные трубки, Йосеф, – повелела Кристиана. – Самых разных видов и размеров.

– Очень хорошо, мадам. Сколько табачников мне пригласить?

– Начнем с дюжины, а там посмотрим.

– Когда мадам желает их принять?

– Немедленно, Йосеф.

Дворецкий церемонно поклонился.

– Я сейчас же пошлю курьеров. Собрать их в верхнем зале?

Кристиана величественно кивнула.

– Да, пожалуй. И передай повару, чтобы сервировали нам с Дротом ранний ужин в саду.

Йосеф нижайше склонился в третий раз и поспешил прочь.

Кристиана развернулась ко мне и довольно улыбнулась:

– Вот так, милый братец, занимаются беготней баронессы.

Я ворвался к Балдезару, когда писцы уже захлопывали ставни и запирали двери. Старший писец шагнул вперед и заквохтал насчет того, что они закрываются. Я посмотрел на него как на докучливую муху. К лестнице я прорвался, оставив шлейф из растолканных тел и парящих бумаг. Перепрыгивая через две ступеньки, я добежал до кабинета и распахнул дверь.