Красная Шкапочка Array - Наследники Скорби

Знахарка сказала — буде не станет парню лучше, утром придется руку отсекать. Но в голосе старухи Клёна не слышала уверенности.

— Бабка Звана, а ежели отсечь, поправится он? — со слезами в голосе спрашивала девушка.

Старуха в ответ качала головой, мол, все в воле Хранителей. Молись за братца.

Весь день Клёна провела рядом с Эльхой. Лучше ему не становилось. А вот хуже делалось, да… Прежде лежащий смирно, теперь он взялся стонать и метаться, раздирать здоровой рукой повязку, рвать на груди рубашонку.

Назавтра ждали возвращения дядьки Гляда с Дариной.

Клёна не спала уже вторые сутки. От страшного беспокойства не чувствовала ни рук, ни ног. Ей все казалось — покуда она не заснет, Эльхе ничего не грозит. Не может он умереть, когда она рядом! Однако усталость брала свое.

За окном повисла черная глубокая ночь. Прикорнула на полатях тетка Любляна — намаявшаяся за эти дни: сама тяжелая, ребят восьмеро, скотина, дом, Эльха захворавший — все на ней. Тихо стало в избе.

Клёна прижалась лбом к сеннику, на котором лежал Эльхит, и беззвучно молилась — просила Хранителей уберечь братца, дать сил перемочь недуг. Мало-помалу дыхание мальчика выровнялось, и он впервые за все обороты задышал спокойно и ровно.

Сестра беззвучно расплакалась от облегчения. Молитва ее была услышана. Пойдет Эльха в жилу. Вон, даже гореть перестал, теперь хоть руки докоснуться можно, а то пылала, как головня из печи. С этими мыслями Клёна провалилась в глубокий сон.

Ей снилось, будто брат поправился, сидит на лавке и глядит на нее внимательно, но отчего-то без узнавания. В темноте его лицо казалось белым-белым, а глаза отсвечивали зеленью. Клёне сделалось жутко, но Эльха беззвучно спустился на пол и склонился к ней, словно принюхиваясь, ткнулся в ухо мокрым носом, заскулил, лизнул щеку…

Тьфу ты!

Юрса!

Девушка распахнула глаза и выпрямилась. В темноте на нее смотрели внимательные, отливающие зеленью глаза. Толстый хвост постукивал по полу.

— Юрса, чего тебе? — шепотом спросила Клёна псицу, вздумавшую ее будить, и потрепала беспокойную по широкому лбу.

В ответ собака тихо и тревожно заскулила.

— Да что ты? — по-прежнему шепотом спросила девушка и замерла — дверь в сени оказалась приоткрыта, а Эльхина лавка… пуста.

— Где он?

Клёна вскочила и направилась из избы, но собака преградила ей путь, уселась перед раскрытой дверью и глухо зарычала.

— Юрса, ты что?

Девушка испуганно отпрянула. Своя-то она своя, да в дому не хозяйка. И мирная белая, словно первый снег, Юрса может легко броситься на гостью.

— Девочка, что с тобой? Я не пойду из дому, я только в сени выглянул. Эльхи, видишь, нет? Эльха! Эльха, ты там? Юрса, выпусти меня!

Она говорила шепотом, боясь разбудить умаявшуюся хозяйку и ребятишек.

— Выпусти меня, хорошая…

Но псица снова глухо зарычала.

— Тетка Любляна! — негромко позвала Клёна, боясь шевельнуться.

— Чего? Чего стряслось? — сонно отозвалась с полатей тетка и вдруг осеклась. Села, словно прислушиваясь.

— Меня Юрса в сени не пускает. Эльха поднялся, до ветру пошел, а я заспала, ты уж скажи ей, чтобы дала пройти… Ему видать худо стало, не отвечает даже!

Тетка в ответ молчала.

Клёна повернулась и в потемках увидела, как Любляна встала и подошла к собаке. Юрса преданно завиляла хвостом, но была так огрета по морде ладонью, что обиженно взвизгнула.

— Тетка Любляна, ты…

Женщина не ответила и даже не обернулась, а как была в исподней рубахе, вышла в сени. Клёна кинулась за ней и замерла на пороге — чистый лунный свет лился через открытую дверь. Сени были пусты. Любляна же шла к воротам чудной, какой-то незрячей походкой.

— Тетка Любляна… — Клёна застыла, оцепенев от ужаса и стискивая под рубахой деревянный оберег, давным-давно вздетый на нее отчимом. — Тётка Любляна…

Умом понимала — бежать надо. Бежать в страшную ночь, тащить тетку обратно, но ноги не шли, приросли к полу, будто прибили их, проклятые, гвоздями. Однако через миг девушка ожила и с ухнувшим в живот сердцем бросилась в пугающую посеребренную темень.

Весь дядьев была бедной — домов и подворий тут не заговаривали. Обносили обережным кругом тын, соскребая с каждого двора медяки на оплату колдуну. Клёна знала — ей ничего не грозит — деревня осенена защитой, а на шее оберег, какой мало у кого есть — заговоренный от зова всякого Ходящего. Впервые девушка вспомнила отчима с благодарностью.

Как она пронеслась через двор — Клёна не запомнила, от ужаса сердце в груди ходило ходуном. Страх колючим комком скрутился в животе…

— Тетка Любляна!!! — девушка повисла на плечах сродницы, мешая той подвинуть деревянный дрын-задвижку и распахнуть ворота. — Проснись! Проснись!

Она не кричала лишь громко шептала женщине в ухо, боясь разбудить ребятишек.

— Очнись!!!

Но Любляна вдруг с невиданной силой стряхнула тонкие руки и оттолкнула назойливую помеху прочь. Да так оттолкнула, с такой силой, что Клёну швырнуло прямиком в поленницу. Падая, девушка запнулась о деревянные козлы для распилки дров, неловко повалилась спиной назад и крепко ударилась затылком. На миг перед глазами помутилось, вдруг показалось — она снова в доме, замелькали какие-то образы: братья, сестры, воющая Юрса, а потом в голове прояснилось, и несчастная поняла — все происходит въяве!

Неловко, держась за выступающие из поленницы дрова, Клёна поднялась на ноги и в лунном сумраке увидела, как тянутся за матерью из ворот ребятишки.

— Нет… нет… нет!

Она кинулась следом, схватила меньшую сестрицу за косу, дернула к себе, влепила пощечину, надеясь тем самым растормошить девочку, но тонкая семилетка вывернулась и вцепилась ей в волосы, дернула несколько раз изо всей силы, а потом еще и укусила за ослабевшую руку. Клёна охнула и выпустила тонкую косичку.

— Стойте! Да стойте же! — она закричала, срывая голос. — Любляна! Желан! Цветава! СТОЙТЕ!!!

Девушка кричала, подбегала к каждому, хватала, пыталась трясти, но идущие прочь из деревни люди не слышали ее криков, не внимали ее ужасу. Отталкивали только и вырывались.

— Дядька Водим! Да что же?… — она оглядывалась вокруг, с ужасом вцепившись пальцами в щеки.

Все поселение поднялось. Дворы распахнуты, двери настежь и люди идут, идут, прочь идут! Дети, взрослые…

— Дядька Водим! — девушка подбежала к старосте и повисла на нем, заливаясь слезами отчаяния. — Очнись! Очнись!

Ее снова ударили. Рука у старосты была тяжельше теткиной. Клёну снесло прочь, швырнуло об чьи-то ворота и торчащую из них железную скобу. Девушка сползла по иссохшим доскам на землю.

В этот миг завыли собаки. Все разом.

Словно сквозь толщу воды Клёна услышала эту жалобную возносящуюся к холодным звездам песнь отчаяния. В голове толчками, в такт биению сердца пульсировала боль, к горлу поднималась тошнота, мир вокруг кружился. Девушка попыталась подняться на ноги, но смогла только встать на четвереньки.