Мария Версон - Южная Грань

Жертвоприношение - не редкое явление, им пытаются заниматься во всех мелких деревушках, где и слыхом не слыхивали о Храме Сияния, монахах, церкви и прочем, однако эти ритуалы являются изощренным шоу, в котором проливается чья-то кровь, но не более того. Оно не вызывает энергии негатива. Совсем другое дело - это ритуалы, в которых используются формы, обратные магии Сияния, те самые за которые Стижиана судили семь лет назад. Визы как-то рассказывала ему, что монаху, сильному, как он, будет куда проще освоить восьмигранным круг исцеления, чем четырехгранный круг жертвоприношения, потому что он поглощал все - и негатив, и энергию сияния, и жизненную силу. Чтобы грамотно и правильно провести процесс, нужно годами изучать магию сияния и десятилетиями строить схемы, обратные им, а для этого нужно быть кем-то уровня Млинес, или даже Визы. Шутка состоит в том, что построив схемы, могущественный монах или священник не сможет применить их и остаться в живых - круг поглотит всё, даже тело. Чтобы применить его, нужно быть наиобычнейшим человеком, не имеющим духа и цвета ауры.

Стижиан никогда до конца не верил, что среди людей ему подобных находятся такие, кто вопреки здравому смыслу принимается строить схемы для кругов жертвоприношения, но вот перед ним растет белый с красными ягодами символ того, что такие люди все же существуют.

Костяные белые стебли и листья смотрели в разные стороны, а поток негатива вился, словно запах протухшей еды, которая лежит в кастрюле прикрытой крышкой. Стижиан сделал ещё один шаг вперед, и внезапно, словно бы он преодолел какой-то занавес, ему в лицо ударил сильный ветер, не колыхнувший не одного листка - растение почувствовало приближение носителя энергии сияния.

Монах решил, что выпускать силу порциями и рассеивать очаг негатива в каждой из многочисленных ягод цифенатры будет глупо, и он открылся. Слой зеленого пламени покрыл его тело словно пленка толщиной в пару сантиметров. Магия огня лилась в независимости от желания хозяина, и вместе с ней высвобождалась энергия сияния, сжигающая костяные ветви и рассыпающая в прах крове-красные ягоды. Негатив растворялся и исчезал без остатка, а монах шел и шел вперед, до тех пор, пока все ветви не рассыпались перед ним в прах, и он не вышел на большую поляну. Она была почти пустой, круглой, и приблизительно в центре возвышались десяток поставленных друг на друга камней, куда, должно быть, клали и привязывали жертву. Об этом было не сложно догадаться, ведь по краям поляны ещё проглядывались не заросшие травой изогнутые линии выжженной земли. Они были расположены по кругу, но не непрерывной линией, а рваными кривым и отрезками, кое-где проглядывались фрагменты незнакомых монаху рун.

Негатив исчез, едва последний костяной белый лепесток растаял в воздухе. Даже тонкой струйки негатива не шло от алтаря или круга, не было ни нежити, ни ничего, что могло бы на неё походить, а значит, одна только цифенатра была источником. Дело сделано, но вопросов осталась уйма.

Стижиан ещё несколько часов добросовестно исследовал забытые и почти заросшие тропы, пытаясь добраться до храма Го, но все его дороги вели его либо к морю, либо обратно в деревню.

- Я жажду объяснений, - слёту проговорил монах, едва оказался в паре шагов он курящей трубку Иоко, которая, завидев его, тихо прыснула, - я не нашел никакого храма! Зато обнаружил кое-что куда более интересное, и за это самое "кое-что", между прочим, можно сгнить в тюрьме.

- Ты это про белый куст, малец? - Она говорила сквозь зубы, сжимающие белое древко.

Стижиан подавил в себе желание закричать и демонстративно закатил глаза:

- Я не малец, а монах. Монтерский монах, и даже больше. И я, будучи слугой Богини, обнаружил недалеко от города алтарь и круг для ритуала жертвоприношения, а так же и "белый куст", зовущийся, кстати, цифентарой, который был доказательством того, что ритуал, путь даже и один, но все же был там проведен. Как вы полагаете, что я должен вам сказать по этому поводу?

- Это Сайланте, малец, Сайланте, тот же, что разнес ваш корабль. - Проворчала она в спокойной полуулыбке. Стижиан звонко хлопнул себя по лбу:

- Тот самый никому неизвестный Сайланте, якобы в честь которого названо море? Я одиннадцать лет прожил в компании сына самого известного в республике историка, сам перерыл не одну библиотеку, но слыхом не слыхивал ни о каком Сайланте! Не надо морочить мне голову!

- Сядь, малец, я же вижу, что ноги ты изре... - Она осеклась и всмотрелась в перемазанные грязью и кровью ноги монаха. - О Богиня, ни одной раны!

- Я же монах, у меня скорость регенерации солидная! - Рыкнул Стижиан, но все-таки присел на узкую лавку рядом со старухой.

- Храм Го действительно на этом берегу моря, но где - известно одной лишь Богине. - Сказала она, выпустив клуб синего дыма. - О нем мне рассказала моя мать, а ей - её. А что до того растения... Оно растет здесь уже не одну сотню лет. Я видела его всего однажды, когда много лет назад умерла моя пятилетняя дочь. - Она громко хмыкнула. - Тогда на кусте появилась ещё одна ягода. И с каждым умершим от неведомой болезни ребенком, ягод становилось все больше. Так было всегда.

- Вы же говорили, что здесь бывали другие монахи и...

- Я соврала. - Иоко повернулась и подмигнула ему, впервые посмотрев ему в глаза. Она не подскочила и не удивилась, даже бровью не повела, только лишь молчала несколько секунд, прежде чем продолжить. - Просто так.

- Глупо. Это же моя работа - рассеивать негатив и избавляться от всего и всех, что он создает.

- Малец...

- Стижиан.

- Стижиан... Интересное имя. Мы живем в маленькой деревеньке, и ринельские монеты видим лишь когда кто-нибудь из спасенных нами людей решает ими нас отблагодарить. Нам нечем было бы заплатить тебе за столь трудную работу.

Монах улыбнулся, хотел было что-то сказать, но не успел.

- Годочков эдак двадцать назад сюда забрела девчонка. Маленькая такая, вроде хрупкая, но силы в ней было... О-го-го! Немеряно! Она выбрела к нам учуяв этот ваш негатив, тоже говорила, мол, быть беде если его не рассеять. Мы смеялись, думали, начиталась девчонка всякой бумаги умной и решила из себя монаха святого состроить! - Иоко крякнула и закашлялась, синий дым повалил из ноздрей. - Раньше этих белых кустов, прости уж, мале... Стижиан, название старуха не помнит, было два. Один из них уничтожила она.

У монаха отвисла челюсть - это было весьма неожиданно.

- Цифентару? - переспросил он, - маленькая девочка? Это невозможно!

- Мы с мужиками тоже думали, что невозможно, но сутки спустя нашли эту девчушку на тропинке рядом с местом, где раньше рос второй белый куст. Она была без сознания и ещё несколько дней не приходила в себя. Ох, еще б, ей же было годочков семь! Как же её звали то... Орис... или Орен, можен Орин... Ох, старость!