Юрий Никитин - Княжий пир

Алеша подбежал, суетился, что-то приговаривал, но всадник не шевелился.

Чуя недоброе, Добрыня бросился к коню. Илья Муромец с трудом поднял голову, в лице ни кровинки, губы шелохнулись, но слов Добрыня не расслышал. Вдвоем с Алешей стащили с седла, понесли к сторожке и уложили близ жарко полыхающего костра. Алеша принялся стягивать кольчугу, вскрикнул, едва не заплакал от жалости.

Кровоподтеки испятнали тело старого богатыря так, что весь покрылся красно-лиловыми пятнами. Когда Алеша коснулся бока, Илья охнул и простонал сквозь зубы.

— Ребро, — сказал Добрыня. — Боюсь, что хоть одно, да сломано…

— То-то он не привез его голову, — прошептал Алеша. — С таким противником еще не приходилось… Пригляди за ним, а я смотаюсь туда. Коня заберу, в карманах пошарю.

Выхватив горящую головню из костра, он кинулся к своему коню, а Илья прошептал вдогонку:

— Останови дурня…

— Что? — не понял Добрыня.

— Останови, говорю… Иначе сам без головы останется.

— Так тот… еще жив? — ахнул Добрыня. Он быстро повернулся, Алеша уже прыгнул в седло, заорал, страшно напрягая жилы: — Назад, дурак! Куда спешишь поперед батьки?.. Мигом сюда!!!

Алеша подъехал бочком, обиженный и насупленный. Факел в его руке сыпал смоляными искрами.

— Ты чего? Сам поедешь?

— Слезай, говорю. Илья говорит, тот еще жив. Так пока разошлись…

Алеша, не сводя изумленных глаз с распростертого богатыря, замедленно слез, но руки с седла не снял, готовый в любой миг снова взапрыгнуть.

— Он цел, — прошептал Илья с натугой. — Целый день бились, у меня руки задубели… А ему хоть бы хны. Если и устал, то не подает виду. Но сил у него на тебя хватит… Мы разошлись на ночь, а утром продолжим… Останется кто-то один.

Факел вывалился из ослабевших пальцев поповского сына.

Утром Муромец выглядел еще хуже, чем вечером. Кровоподтеки стали сизыми да лиловыми, ссадины покрылись коричневой коркой, но все равно от любого движения из-под корки сочилась сукровица. Добрыня разрывался от сочувствия, видя, как старый богатырь идет к коню прихрамывая, пошатываясь.

Алеша подскочил, помог взобраться в седло. Добрыня сказал, опережая Алешу:

— Илья… Подумай, может быть, все-таки лучше мне?

— Ты его видел, — буркнул Илья.

— Да, но… Ты его тоже потрепал!

— Нет, — пробурчал Илья. — Я бой начал, я должен и завершить. Нечестно иначе.

Он повернул коня, тот тоже косил печально глазом, но, выстоявший в битвах, спорить не стал, потрусил в ту сторону, где в ночи Добрыня видел огонек костра. Алеша за спиной Добрыни прерывисто вздохнул:

— Как думаешь?

— Илья должен победить, — сказал Добрыня с твердостью. Он старался, чтобы голос прозвучал уверенно, но, похоже, перестарался.

Алеша снова вздохнул:

— Он всегда побеждал… Но не может человек побеждать всю жизнь.

— Почему?

— Волхвы говорят, что на силу всегда находится еще большая сила… К тому же Илья уже не так молод. Сила еще есть, но тяжеловат, ловкость потерял…

Добрыня взглянул с удивлением, щеголеватый поповский сын быстро взрослеет, ответил ему по-взрослому:

— Если по правде, то всем нам сгинуть в поле. Если кто не догадается уйти раньше.

— Куда?

Добрыня пожал плечами:

— Где решает не сила. В летописцы, волхвы, калики, отшельники… А кто вовсе устал и душой, тому сидеть на завалинке под солнышком.

Он поймал на себе скользящий взгляд Алеши. Тот помялся, спросил:

— А правда ли, что ты сам однажды уходил из богатырей? Снял доспехи, надел тряпье, скитался по дорогам с нищими?

— Не с нищими, — поправил Добрыня, — а с каликами! А калики — это странный народ… Кого там только не встретишь. И богатырей посильнее нашего Ильи, да только не хотят за оружье браться, и мудрецов повыше нашего Белояна, да только еще большую мудрость ищут, и просто обезумевших, сумасшедших… а может, не сумасшедшие они, а забредшие в своих исканиях так далеко, что для нас они уже не от мира сего… Ты все хочешь спросить, почему я вернулся? Да не от силы вернулся, а от слабости! Намного проще мчаться на коне, махать мечом, сшибаться грудь в грудь… не ломать голову над загадками бытия. И не так страшно. А то, бывало, такая бездна откроется…

Он зябко передернул плечами. Лицо слегка побледнело, синие глаза неотрывно смотрели в ту сторону, куда ­уехал старый богатырь.

Небо подернулось розовой коркой, словно там затягивалась рана, потом розовое сменилось темно-багровым, и сердце Добрыни застучало тревожнее. В груди росла недобрая тяжесть. Алеша то взбегал на самый верх башенки, долго вглядывался, то спускался кубарем, спешно седлал коня, готовый мчаться на выручку старого богатыря…

Добрыня даже не останавливал, у молодого богатыря хватало ума и чести, чтобы останавливаться, пусть даже уже держась за седло.

Звезды начали проступать на темнеющем небе, когда услышали стук копыт. Удары о землю звучали так редко, что Добрыня не заметил, как стиснул кулаки и задержал дыхание. Почудилось, что следующего удара уже не будет…

Алеша перескочил через костер, кинулся в темноту. Там устало фыркнул конь, прогудел голос, густой и такой слабый, что Добрыня почти усомнился, что на том коне Илья. Когда из тьмы в освещенное костром пространство выдвинулась тяжелая громада богатырского коня, Алеша шел у стремени. Добрыня с ужасом увидел, что старый богатырь почти свалился с коня. Алеша удерживает его в седле с великим трудом.

Вдвоем стащили тяжелое тело на землю, поспешно сняли доспехи, сапоги. Илья почти не дышал, бледный и без кровинки в лице. Добрыня и Алеша старались не смотреть друг на друга. Привыкли видеть широкое торкское лицо старого богатыря суровым и налитым здоровой кровью, а сейчас слаб как ребенок, а когда забывается, то стонет сквозь зубы тихо и жалобно…

К старым кровоподтекам добавились новые. Все тело в синюшных пятнах с лиловыми разводами. Кое-где сочилась кровь, Добрыня страшился, что мощные удары чужака достали и внутренности.

— Он убит, — сказал он утвердительно.

Глаза Ильи почти ничего не видели на распухшем лице. Из рассеченной брови сочилась кровь, правую сторону обезобразил кровоподтек, перекосивший все лицо. Когда Добрыня осторожно потрогал левый бок, Илья охнул и задержал дыхание. Только бы не сердце, подумал Добрыня в страхе. А ребра что, ребра нам всем ломали…

— Он убит? — спросил он снова.

Илья слегка качнул головой из стороны в сторону, перекосил лицо, видно, что и это движение стегнуло как кнутом по снятой коже.

— У нас ночь впереди, — прошептал он. — Утром схлестнемся в последний раз…

Добрыня застыл, рядом ахнул Алеша. Илья без посторонней помощи не взберется и на лавку. Значит, утром вступать в бой кому-то из них!