Array Красная Шкапочка - Жнецы Страданий

Ихтор что-то крикнул. Лесану швырнуло на камни, а изломанное, изуродованное тело Ходящей со стремительной яростью навалилось сверху.

Опрокинутая на спину Лесана думала только об одном: она не может, не может, не может ударить ее . В ней нет сил на то, чтобы отшвырнуть мертвую Айлишу Даром. Потому что это тело принадлежало когда-то подруге, и покуситься на него было надругательством над памятью девушки из рода Меденичей, которую и так хоронили, словно дикого зверя — в пещере, под толщей каменных обломков.

— Айлиша…

— Сы-ы-ын… — простонал мертвый, полный темной жути голос, и руки упырихи прижались к животу. — Где мой ребенок?

Ходящая обернулась, затылком почувствовав опасность.

Тамир стоял напротив и смотрел на нее безо всякого выражения. Нежить, с трудом подчиняя себе изломанное тело, сползла со своей жертвы и двинулась к колдуну:

— Я есть хочу, Тамир, — хриплым жалобным голосом заговорила покойница. — Холодно мне. А дитя плачет… вот тут, — мертвая рука ткнула в рану на голове. — Плачет…

Колдун смотрел безо всякого выражения. Он видел, как глаза Ходящей наливаются голодом, как страшно елозит во время разговора держащаяся только на одеревенелой плоти сломанная челюсть.

— Ардхаэр, — тихо и устало сказал парень. — Надг артрэ.

Темная жизнь разом покинула тело, и оно кулем рухнуло на пол пещеры.

Лесана, дрожащая от пережитого ужаса, подскочила к Тамиру, но тот отстранил ее от себя. Подошел к Айлише, склонился, разорвал на груди ворот смертной рубахи, снова подновил рану на своей ладони и сделал надрез над левой грудью покойницы. Щедро полил рану кровью, проговаривая слова заклинания.

— Теперь все.

— Как? — у Лесаны стучали зубы. — Как она поднялась? На ней же оберег был. Ты ее отчитал. Как она поднялась ?

Из глаз девушки лились слезы.

Тамир осторожно повернул голову покойницы, раздвинул волосы на затылке, и Лесана увидела непонятную резу, нанесенную, по всей видимости, ножом.

— Я дурак. Надо было проверить, — сказал Тамир.

Девушка ничего не поняла, но в это время из-за спины прозвучал усталый голос Ихтора.

— Давайте ее похороним.

Не меньше оборота они закладывали могилу камнями. Ихтор подтаскивал булыжники, Лесана подавала их стоящему в ямине Тамиру, и парень осторожно укладывал валуны на мертвое тело. Когда Айлиша оказалась полностью скрыта, ее последнее пристанище завалили обломками камней уже безо всякого почтения. Силы были на исходе. Но даже едва дышащие от усталости, они смогли насыпать небольшой холм. Теперь посмертный дом девушки Меденичей не расхитит ни Ходящий, ни дикий зверь.

— Все, — чужим, лишенным чувства голосом сказал Тамир. — Идемте. Скоро рассветет. А нас еще наказывать будут. Надо поспать.

Он помог Лесане подняться с валуна, на котором она — уставшая, потная и грязная — сидела без сил. Подъем наверх — к обжигающему морозу и снегу, показался всем троим бесконечным.

В этот раз Лесана шла первой. Карабкалась по крутому склону оврага в сыпучем снегу, цеплялась за ветки кустов, торчащих из сугробов, и вдруг почувствовала, как сверху пала чья-то длинная тень. Девушка вскинулась. Голубой огонь заплясал на пальцах живее и жарче, готовый вот-вот сорваться с руки.

— Охолонись. Свои.

Прямо над ней возвышался Донатос. Откуда его Встрешник принес? Следом что ли шел? Лесана, наконец, одолела крутой подъем и встала рядом.

Когда на поверхность лога поднялись Ихтор и Тамир, изрядно припорошенные снегом, крефф колдунов спросил выученика:

— Ну что? Упокоил?

Парень в ответ кивнул, не имея сил говорить о случившемся.

— Поди, резу-то не сразу нашел, а? Поди и не глядел, что она там есть?

Послушник отрицательно покачал головой, а наставник в ответ хмыкнул:

— Когда ж ума-то у тебя прибудет?

— Донатос, — вступился за парня Ихтор, — откуда ж ему было знать, что ты девку поднять решил?

— Неоткуда, — согласился колдун. — Оттого и должен был всю ее оглядеть сверху до низу.

— Он и оглядел.

— Когда переродилась, — фыркнул колдун. — Ну ладно, хоть тогда чухнулся.

Лесана стояла, окаменев от ужаса перед совершенной подлостью. Да, понимала она, что колдовская реза не сама собой на затылке покойницы появилась, но что… чтобы вот так — над самым дорогим надругаться? Девушка перевела взгляд на Тамира, но в глазах у того была только усталость. Безбрежная, высушивающая душу. Не было в них ни злобы, ни обиды. Лишь измождение.

Слишком многое свалилось на парня одним днем. Любимую потерял, тайком, словно тать, вынес ее из Цитадели, нарушая запреты, провел над ней обряд, потом увидел, как поднялась она — изуродованная, страшная, чужая — и снова упокоил, только уже не человека, а злобную нежить.

— А ты, Ихтор, чего за ними увязался, а? — поинтересовался колдун. — Иль не слышал, как Нэд карами грозился тем, кто хоронить ее сунется?

Крефф невозмутимо вытер мокрое от снега лицо и ответил:

— Они все равно бы пошли. Только одни. Ни путь к каменоломням не знают, ни дорогу в лесу. Или ноги переломали бы или заблудились. А так и девка в земле, и эти двое дураков целы-невредимы. Да и наука обоим. Ночью за стены в одиночку выйти — это тебе не свитки талдычить. А так на пользу все. Идемте.

И он зашагал прочь.

— Идем, дурень, — кивнул Донатос выученику. — Упокоил-то хоть с умом? Не обратится по весне твоя зазноба подснежником? Не пойдет в лесу у Цитадели поживы искать? А? Чего молчишь-то?

— Упокаивал я ее по обряду, — глядя в спину уходящему целителю, неживым голосом ответил Тамир. — Путь назад затворил, могилу обережными знаками отметил, резу закрыл кровью. Не поднимется.

Ему уже было все одно: запорют его до костей, сгноят в подвалах или еще что удумают. Он хоть и был жив, но душой словно умер. Не осталось у него более души. Выгорела дотла.

— Молодец, — похвалил наставник. — Коли забыл бы что, так не Нэд, а я бы тебя высек. Иди да сопли подбери. Кто скулил, что родную душу упокоить не сможет? Ничего. Упокоил. А я, когда резу чертил, думал, у тебя полны штаны будут, едва она поднимется.

На парня было жалко смотреть. Света и жизни у него в глазах не осталось. Лицо застыло. Он не разгневался поступком креффа, не вскипели в нем ни мятеж, ни ненависть. Равнодушное смирение отразилось в темных глазах. И Лесана не выдержала зрелища этого угасания, опустошения.

— Да что ж ты за зверина лютая! — не выдержала девушка и, подлетев к Донатосу, стиснула руками его меховую верхницу и затрясла рослого креффа. — Он сегодня все потерял! А ты, мертвечина смердящая, еще и изгаляешься! Все тут — изверги, но ты средь людей — тварь злобная!

— Да ты очумела, девка? — зарычал колдун, стряхивая с себя руки послушницы. — Крефф твой дурковатый и ты такая же?