Робин Маккинли - Корона Героев

Аэрин росла как сорняк. Семнадцатилетие наступило и прошло с утомительной пышностью (все-таки день рождения королевской дочери!) и вымученной любезностью (все-таки королевская дочь-то неправильная). И вдруг оказалось, что расти дальше уже некуда. Ей нравилось возвышаться над Галанной. Нравилось смотреть сверху вниз — с высоты безупречный профиль Галанны казался чуть приплюснутым возле бровей, а глаза узковатыми. Кроме того, Аэрин питала надежду, что перерастет строптивую Кишу и ей подарят настоящую лошадь.

Настоящую лошадь. Аэрин очень старалась не упоминать о конях при Торе, но ей уже приходилось прикусывать язык, чтобы не нарушить собственный зарок. Именно в лошади сила всадника — или всадницы. Но если попросить Тора научить ее сражаться верхом, ему придется признать, что он с самого начала понял, как много значат для нее их занятия, что это непросто веселая секретная игра. А ведь ему и без того не по себе из-за их уроков. Он ни разу не спросил, зачем ей это нужно, и его молчание о многом сказало Аэрин. А Тор, как и раньше, читал ее мысли не хуже, чем она его.

Талат окреп и залоснился. Он все еще напрягал правую заднюю, когда она садилась верхом, но ему требовалось все меньше времени, чтобы расходиться. Аэрин неделями ездила на нем без всего, а седло и упряжь тем временем щедро умасливали ее гардероб и все его содержимое, ибо она обнаружила, что в глубине души не хочет седлать коня — как будто это что-то испортит и сбруя превратит их совместные прогулки в тягостную обязанность.

— Наверное, даже приятнейшее из выздоровлений должно однажды подойти к концу, — сказала она Талату однажды вечером и на следующий день принесла на пастбище всю его сбрую и свой детский меч.

Он обнюхал их — медленно, потом с воодушевлением — и приплясывал от нетерпения, пока она взнуздывала его. Пришлось стукнуть его кулаком по плечу и гаркнуть, чтоб вел себя нормально.

Он гордо отодвинулся, но после стал мгновенно повиноваться каждой команде. И все же Аэрин обнаружила, что позвякивание всяких деталей и пряжек раздражает, а поводья занимают руки и вдобавок отвлекают.

— Как люди управляются с мечом и этими треклятыми вожжами одновременно?! — восклицала она, обращаясь к маленьким белым ушам. — Должен же быть способ подвесить эту дрянь так, чтоб она не била по ногам. Если я возьму вожжи в зубы, то непременно случайно себя задушу ими, и к тому же с полным ртом сбруи я не смогу испускать леденящие кровь боевые кличи «Победа!» и «За Дамар!», дабы сеять ужас в сердцах врагов.

Пока они стояли, она вытащила меч из ножен и взмахнула им на пробу — ровно в тот момент, когда Талат повернул голову, чтобы сцапать муху у плеча. Клинок запутался в поводьях, и хотя Талат сумел все-таки снова выпрямить шею, голова его осталась чуть повернутой, темный глаз укоризненно смотрел на всадницу, а к щеке прильнуло затупленное лезвие.

— Черт. — Она выдернула меч.

Одна вожжа распалась. Талат замер, то ли ожидая указаний, то ли боясь шевельнуться. Короткий конец обрезанного повода свисал на несколько дюймов ниже его подбородка, он наклонил голову, ухватил его и принялся задумчиво жевать.

— Нам и без этого хорошо.

Аэрин сердито спешилась, сорвала узду и швырнула на землю, держа непослушный меч в другой руке, словно мародерствующий разбойник. Затем снова оседлала коня и стиснула его бока ногами — сильнее, чем намеревалась, ибо ей мешала попона. Талат в восторге пустился в свой первый со дня ранения галоп. И Аэрин обнаружила, что от их прогулок гораздо больше толку, чем ей казалось, ибо теперь у него хватало силы и стойкости проскакать изрядное расстояние.

Он несся по пастбищу, а Аэрин не могла собрать в кучу ни мысли, ни желудок, который, похоже, остался лежать на земле вместе с поводьями. А затем она обнаружила, что из-за седла она не может сдавить коня коленями с точно рассчитанной силой, как раньше. Кроме того, теперь, сколько бы она ни отклонялась назад, веля Талату остановиться, под твердым седлом он этого просто не замечает. Впереди замаячил забор.

— О нет… — простонала всадница, роняя меч и хватаясь обеими руками за гриву.

Они взмыли и преодолели преграду. Взлетели они не очень ровно, но приземление вышло мягким, и Аэрин обнаружила, что если ее бывший пациент по-прежнему не желает останавливаться, то хотя бы готов снова слушаться ее ног. И вскоре круги стали меньше, галоп превратился в рысь, и наконец, когда она откинулась назад, конь послушно перешел на шаг.

Но голова и хвост были по-прежнему высоко подняты, и внезапно Талат встал на дыбы, а Аэрин лихорадочно обхватила его за шею. Он заржал и выбросил вперед передние копыта. Аэрин видела, как он делает это, много лет назад, когда на нем ездил ее отец, ибо боевых коней обучали не только нести всадников в битву, но и сражаться. Она видела его и других на учебной площадке и отборочных испытаниях.

Но когда это проделывает одна лошадь, совсем другое дело.

— Ш-ш-ш, — выдохнула она. — Если кто-то нас заметит, будут неприятности.

Талат гарцанул на прямых ногах раз-другой, но повиновался.

— И как предлагаешь переправить тебя обратно на пастбище, дурачок?

Конь шевельнул ушами, прислушиваясь к ее словам.

— Ворота на глазах у всей конюшни, а в ней всегда кто-то есть.

Он снова прянул ушами.

— Нет, мы не станем прыгать обратно.

Аэрин вся дрожала, ноги безвольно колотились о бока Талата.

Она повернула его обратно к дальней стороне пастбища, мечтая только о том, чтоб их не увидели, и они проделали обратный путь к тому месту, где Талат совершил прыжок. Аэрин спешилась.

— Стой прямо здесь, а то я тебе остальные три ноги отрублю, — сказала она ему.

Конь замер, наблюдая за ней, а она осторожно взобралась по низкой каменной стене и деревянным брусьям над ней. Поозиралась пару минут, отыскала свой брошенный меч, вернулась обратно к забору и начала колотить рукоятью по концу верхнего бруса, пока тот не выскользнул неохотно из паза и не грянулся наземь. За первым последовал второй. Аэрин мрачно оглядела пузыри на ладонях и утерла пот с лица. Талат по-прежнему пристально наблюдал за ней, не трогаясь с места. Внезапно Аэрин улыбнулась:

— Твоя школа боевого коня — не шутка, а? Только лучший достоин нести короля.

Он сморщил нос в безмолвном фырканье.

— Или даже третьесортную первую сол время от времени.

Она отошла от забора.

— Давай. Иди сюда. — Она поманила его, словно одну из королевских борзых.

Он подобрался и перемахнул через низкие камни, только стремена по бокам звякнули. Аэрин вбила брусья обратно в пазы, подобрала меч и вместе со следующим за ней по пятам Талатом — на сегодня с нее верховой езды хватило — направилась к пруду и сажальному камню, где лежали узда и ножны.