Робин Маккинли - Корона Героев

Аэрин чувствовала себя в ловушке, ее снедало беспокойство. Именно эти ощущения привели ее на пастбище к Талату, который чувствовал себя точно так же. Они были вроде как родственные души. Она навещала его и прежде, все три года его страданий. Точнее, пыталась навещать, но он был с ней не более приветлив, чем с Хорнмаром, а Аэрин было так больно даже просто смотреть на него, что она из малодушия перестала ходить к нему. Теперь ей было все равно. Она не видела дальше двух шагов от собственного носа. Но чтобы просто выйти на одно из меньших пастбищ за королевскими конюшнями, потребовался целый план. Сначала надо было раздобыть трость, чтобы нащупывать дорогу перед собой. Заклятие, отпирающее замки, было столь же неподвластно ей, как склеивание тарелок, но Аэрин убедила Тора открыть для нее дверь в королевскую сокровищницу.

Она сказала Тору, что хочет на время взять трость, чтобы легче было подниматься и спускаться по лестницам. Тор, конечно, догадался, что она затеяла нечто большее, но все равно помог. Поскольку и осязание порой подводило ее, Аэрин выбрала трость с массивным набалдашником, лежавшим в руке приятной тяжестью.

Первым побуждением Талата было броситься на нее. Она не шелохнулась, просто смотрела на него, опираясь на трость и слегка покачиваясь.

— Если я попытаюсь убежать от тебя, земля подпрыгнет и стукнет меня по лбу. — Две слезы покатились по ее щекам. — Я даже ходить нормально не могу. Как ты.

Талат уронил голову и начал щипать траву — без особого аппетита, просто чтобы изобразить занятость, не выпуская гостью из виду.

Аэрин вернулась на следующий день. И на следующий. Физическая нагрузка и свежий воздух, а может, и то и другое, пошли ей на пользу. В глазах начало слегка проясняться. А на пастбище у Талата, куда никто не ходил, было тихо и спокойно, и она все более и более неохотно возвращалась в гудящий как пчелиный улей замок. Затем ее посетила мысль о королевской библиотеке. Это тоже было такое место, куда Галанна в жизни не сунется.

Первый раз Аэрин отправилась туда, просто чтобы сбежать из собственных покоев, которые уже начали ей казаться не больше обувной коробки, и повинуясь тому же чувству невнятного беспокойства, что вдохновило ее навестить Талата. Она бесцельно провела пальцами по корешкам выстроившихся на полках книг и вытащила одну с необычно выделанным переплетом. Еще более бесцельно она открыла ее и обнаружила, что ее измученный затуманенный взгляд прекрасно фокусируется на печатной странице, если держать ее не слишком далеко от носа, и что она может читать. На следующий день книжка отправилась вместе с ней к Талату на пастбище.

Нет, он не встретил ее приветственным ржанием, но большую часть времени провел на нетопком берегу пруда, где она сидела, прислонившись к удобной выемке в стволе дерева, и читала.

— Забавно, — сказала она, жуя травинку, — казалось бы, если я не могу ходить, то и читать не могу. Казалось бы, глаза так же трудно собрать в кучу, как ноги.

Она наклонилась в сторону и положила овсяный батончик на землю так далеко от себя, как смогла дотянуться, и снова села прямо, глядя строго перед собой. Задумчиво поправила большую книгу у себя на коленях и добавила:

— Даже таскать ее с собой полезно. Она как бы добавляет мне веса, и я меньше шатаюсь.

Она слышала глухой стук его копыт: топ-топ-топ-шарк.

— Может, для ходьбы надо сосредоточить мышцы, как глаза при чтении?

Стук копыт замер.

— Эх, если бы кто-нибудь подсказал мне, как это сделать…

Овсяный батончик исчез.

Тека раскусила ее очень скоро. Она не спускала глаз со своей непредсказуемой сол с тех пор, как та впервые выползла из постели после истории с саркой. Обнаружив подопечную под деревом в загоне у злобного боевого коня, она пришла в ужас. Но здравого смысла у Теки было куда больше, чем полагала Аэрин («Прекрати кудахтать надо мной, Тека! Оставь меня в покое, говорю тебе!»). Нянька с замиранием сердца осознала, что Талат не возражает против вторжения. Она видела, как он съел первый овсяный батончик, и когда они впоследствии начали исчезать из миски на подоконнике спальни Аэрин с неприличной быстротой, Тека только вздохнула и начала поставлять их в б о льших количествах.

Книга в занятном переплете оказалась историей Дамара. Аэрин приходилось учить историю в ходе ее королевского образования, но это было нечто другое. Уроки состояли из сухих ненужных вещей, фактов без смысла, поданных самым простым языком, как будто словами можно замаскировать правду или (что хуже) вызвать ее к жизни. Образование было одним из любимых коньков Арлбета. До него в течение многих поколений ни один король не испытывал такого влечения к книжной учености и не предъявлял столь высоких требований к уровню королевских наставников.

Книга выцвела от времени, и шрифт был непривычным, поэтому зачастую приходилось угадывать слова, среди них попадались устаревшие и незнакомые, и об их смысле тоже оставалось лишь догадываться. Но оно того стоило, ибо в книге рассказывались истории более захватывающие, чем она придумывала самой себе, перед тем как заснуть. И тогда-то, читая, она впервые узнала о древних драконах.

Драконы в Дамаре водились и теперь — мелкие, размером с собаку, злобные и коварные твари, вполне способные поджарить на ужин младенца и заглотить его в два счета, только дай, — но во времена Аэрин их загнали в густые леса и пустынную часть Гор. Они по-прежнему могли убивать случайного зазевавшегося охотника, поскольку не знали страха, а для расправы с жертвой, помимо огня, у них имелись еще зубы и когти, однако серьезной угрозы они уже не представляли. До Арлбета время от времени доходили вести об одном — или о семейке, ибо драконы чаще всего охотятся семьями, — третирующем деревню или отдаленную ферму. Когда такое случалось, отряд с копьями и стрелами — от мечей проку было мало, ибо оказаться достаточно близко для удара мечом означало оказаться достаточно близко, чтобы получить страшный ожог, — отправлялся из Города разбираться с ними. Воины всегда возвращались с новыми неприятными рассказами об изощренном коварстве драконов, нянча несколько поджаренных конечностей. Иногда приводили на одну лошадь или собаку меньше.

Но в охоте на драконов не было блеска. Это была тяжелая, трудная, мрачная работа, борьба с паразитами. Охотники, тофор, ходившие за королевскими псами и поставлявшие мясо ко двору, не желали иметь к драконам ни малейшего касательства, а собаки, которых хоть раз брали на дракона, считались непригодными больше ни к чему другому.

Еще помнились старые легенды о великих драконах, громадных чешуйчатых тварях, во много раз превосходящих размерами лошадь. Иногда даже говорили, что великие драконы летали, летали по воздуху, причем размах их крыльев застил солнце. У мелких драконов имелись зачаточные крылья, но никто никогда не видел и не слышал о драконе, способном с их помощью оторвать от земли свое толстое кургузое тело. Они били крыльями от ярости и при ухаживании, так же как поднимали гребень, но и только. Древние драконы были не более чем сказкой, как и летучие драконы.