Галина Гончарова - Корни зла или Вперед в прошлое

— Господа маги! Все садимся и ждем восстановления портала. Магистр Теодорус, кровь гото-ва?

— Готова.

— Передайте мне. Я сделаю пока болванку заклинания. Активируем при переносе. Ваше Величе-ство…

— Я с вами, — Тёрн так сверкнул глазами, что Директор даже сделал шаг назад. Потом опомнил-ся и пристально поглядел на элвара.

— а как же долг перед страной?

— Страна переживет. А я — нет. Так что спасти свою жену — это мой прямой долг перед роди-ной!

— Жену!?

Из угла послышалось какое-то бульканье. Я пригляделась. Неразлучная троица — Лерг, Лютик и Эвин зажимали рот что-то булькающему Кану. Понятно. Либо сами увязались, либо даже Директор не посмел им отказать. Ёлка им почти родная…

Директор сверкнул в тот угол глазами, но смолчал. И вместо этого повернулся к магистру Тео-дорусу.

— Магистр, отдайте мне образец крови. И принесите Его Величеству штаны, что ли! И оружие. Мы все-таки врагов собираемся убивать, а не совращать.

Терн величественно повернулся к Директору голой задницей.

Алое сияние все не угасало. Директор осторожно держал в руках платок с пятнами крови. Маги разминали пальцы и еще раз проверяли наличие всех амулетов. Тёрн, натянув штаны, отошел в угол, к Лютику, Лергу и Эвину. Кан попытался что-то вякнуть, но потом передумал. Понял, что иначе его просто вышибут вон. Мальчишки были бледными и решительными.

— Лорри! Лорри, твою аристократию!!!

Я дернулась. И повернулась к директору.

— Брысь от пентаграммы! Развоплотиться на декаду хочешь?! Это запросто!

Я послушно отплыла подальше. Но из комнаты не ушла. Не могу же я бросить внучку в такую минуту?

Казалось, прошла вечность, прежде чем пентаграмма опять загорелась голубым огнем. И маги начали уходить туда. Один за другим. Первым шел Директор.

А я могла только молиться. Молиться всем богам всех миров.

Только бы с ней все было в порядке.

Только бы не опоздать!

***

Боль.

БОЛЬ.

БОЛЬ!!!

Она была повсюду. Она пронизывала каждую клеточку моего тела голубоватыми всполохами. Своди-ла судорогой мышцы и терзала острыми когтями внутренности.

Мышцы?

Внутренности!?

Я что — ЖИВАЯ!?!!!

Невозможно. А с другой стороны — у мертвых ТАК ничего не болит.

И я открыла глаза.

Зря.

Во-первых, стало еще больнее, а во-вторых, первым, что я увидела, был Дирмас. Элвар внимательно вглядывался в мое лицо — и чему-то паскудно ухмылялся.

Пришлось скорчить ему рожу. Дирмас отодвинулся на расстояние. А я подумала, что надо было таки в него плюнуть.

— Я… жива?

— Даже и не сомневайся. Хотя ты сделала все, чтобы себя угробить. Где этот сукин сын!?

Говорить было трудно, но как не поиздеваться над врагом? Авось, выведу его из себя — прибьет бы-стрее.

— Тебе его уже не достать.

— ГДЕ!?

Я зловредно оскалилась.

— В Универе. Сходи в гости, вынесут твои кости…

Дирмас тоже зло оскалился.

— Даже и не подумаю. Сам придет. За тобой придет.

Я резко выдохнула воздух.

Боль по-прежнему рвала все тело на части, но стоит ли обращать на нее внимание? Тем более, нас всех учили ее терпеть. Иногда ведь боевого мага могут и ранить. И приходится сражаться. Сдерживать боль — и драться.

— Хабер швардец!

Ругательство на гномьем помогло. Тварь. Так вот почему я жива… Но — как?

— Я думала — умру.

Дирмас покачал головой.

— Нет. Ты не умрешь, пока я не захочу. Мой братец ценит тебя. Он обязательно придет за тобой. И по-падется в мои руки.

— Почему я не умерла? Я же…

— Отдала себя всю. Так. А что говорит по этому поводу ваша наука?

— Смерть. Или жертва.

— правильно. Повернуть голову можешь?

Дирмас сделал шаг назад. Я с усилием шевельнула головой, разворачивая ее в нужном направлении. И — увидела.

Я находилась в большом помещении с высоким сводчатым потолком. Черные колонны плавно пере-ходили в арки. В тщательно выписанных пента-, секста- и октограммах стояли алтари. И я сейчас на-ходилась именно в пентаграмме.

Два алтаря были связаны сложной вязью символов. И на одном лежала я. а на другом…

Элиссиана так и не смогла спастись от своей участи. С самого начала Дирмас предназначил ей стать жертвой — и она стала жертвой. Только в первый раз она должна была убить. А сейчас…

В осях — я поняла, что сделал Дирмас. Он воспользовался силой Эли, чтобы вернуть жизнь мне. Фак-тически, осуществил переливание жизненной энергии. Из нее — в меня.

Элваресса при этом, естественно, умерла.

Умирала. Медленно и мучительно. Пока ее жизнь и сила переходили в меня. И лицо ее было искажено болью и ужасом.

И — недоверием.

Она до последнего верила, что с ней так не поступят. Она ведь до последнего любила этого подонка. До последней секунды своей коротенькой и не очень счастливой жизни.

Я сглотнула комок в горле и отвернулась. Дирмаса это не смутило. Он просто обошел алтарь — и оста-новился с другой стороны.

— Да, Ёлочка. Это моя магия. Единственное, что мне осталось.

Я презрительно скривила губы. Маги знали этот раздел магии крови. Знали. Но пользоваться — брез-говали. Хотя и можно. Это не было запрещено. За исключением человеческих жертвоприношений. Но если бы кто-то узнал, мага просто перестали бы уважать. Директор точно не подал бы такому руки. Будь это хоть Его Величество.

Иногда нечто подобное допускалось в некромантии. Но вот так… Наши некроманты никогда бы так не поступили. Скорее бы влили свою силу, договорились со смертью…

— Такой магией я побрезгую.

Дирмас перестал улыбаться. Видно было, что мои слова задели его. И я поспешила добавить.

— Что магия твоя — дерьмо, что сам ты… Дерьмас!

— Сука!

Я послала элвару нежнейшую улыбку.

— Ошибаешься. Ведьма. Тёрн в безопасности. А до тебя все равно доберутся.

— Тогда добрались бы раньше. Мне понадобилось больше двух часов, чтобы привести тебя в порядок, — ухмыльнулся Дирмас. — Не обольщайся. Ты полностью в моей власти. Как только ты чуть окрепнешь — я проведу один милый ритуал. И лишу тебя твоей магии. Необратимо. А потом… Потом ты станешь приманкой для своих. А заодно — родишь мне несколько детей. В конце концов, ты лишила меня по-мощников, тогда в Милотане. И теперь восполнишь их число.

— Лучше б я тебя яиц лишила, — огрызнулась я. — Облезнешь, гад!

— Как невежливо. Но я надеюсь, в постели ты будешь такой же. Обожаю укрощать строптивых жен-щин.

При одной мысли о том, что вот ЭТО — и я, а еще рожать ему детей… меня тошнить начинало. Но сдаваться было нельзя. Умирать — так с честью.

— Что, добровольно бабы не давали? Оно и понятно. Кому ж хочется ложиться в постель с таким кус-ком дерьма.