Array rakugan - Коридор

Теперь главное не затягивать, а то я сейчас доболтаюсь, и весь пар уйдет в свисток… Я осторожно вошел в нее. Внутри Красотка была мокрая, хоть на салазках катайся, и горячая, как огонь. Но замолчать мне не позволила — стоило закрыть рот и сосредоточиться на процессе, как она начинала жалобно поскуливать. Невозможно же двигаться и говорить одновременно, только женщины на такое способны, а тут ведь еще и думать надо, ляпнешь что-нибудь лишнее — и все испортишь.

Теперь поразмашистее и посильнее; Красотка уже близко, совсем близко, если ее не довести до кульминации, она насмерть обидится; а с члена уже будто сняли кожу, и ощущения такие острые, словно меня при каждом движении насквозь прокалывают иглой; я сейчас, наверное, вывернусь через него наизнанку, что твоя морская звезда; хотя на самом деле морские звезды, кажется, выворачиваются через что-то другое, лучше мне об этом не знать…

Да долго еще?! Я же не смогу так бесконечно, ты кончишь когда-нибудь, или нет, Bellissima, имей совесть! И Красотка, словно услышав мои мысли, выгнулась, впилась ногтями мне в спину и закричала так, что я чуть не оглох. Мерлин великий, какой идиот рассказал женщинам, что они тоже должны получать удовольствие, да еще вопить при этом, как под круцио?

А мне бы еще немножко, ведь должно же получиться, ну, хоть как-нибудь…

Но «догнаться» не получалось, как ни дергайся; волна спала, так и не ударившись о берег; идиотское чувство, какое бывает, когда летел куда-то, но забыл вовремя свернуть и теперь без толку нарезаешь круги над незнакомой местностью. Я лихорадочно пытался двигаться, но это уже было в пользу бедных, как говорил когда-то Долохов, глядя на наши попытки пробить магический щит. Щит-то я сейчас умею пробивать, а вот все прочее, увы, не удается, хотя когда-то было наоборот. Ладно, пора заканчивать с этим убожеством, всегда главное вовремя уйти, не дожидаясь, пока тебя выставят…

Я сполз с Беллы и лег рядом, чтобы отдышаться.

— Тебе помочь? — спросила она.

— Не надо.

Наверное, это прозвучало слишком раздраженно, потому что Белла не выдержала:

— Скажи честно, все из-за меня, да? Я старею и больше тебя не привлекаю?

Хотел бы я сам это знать… Но какой толк винить во всем женщину? Плохому танцору вечно что-нибудь мешает.

— Неправда. Ты молода и прекрасна, а все дело во мне. Это я старею…

Я перевернулся на спину и подтащил к себе одеяло.

— Дай-ка лучше сигарету.

Белла зажгла две сигареты — себе и мне, — потом пристроила палочку на край столика, чтобы та втягивала дым. От этого получались маленькие смерчи, и мы какое-то время развлекались тем, что дули на них и смотрели, как они изгибаются, но все равно упорно тянутся к палочке, чтобы там исчезнуть.

— Вы с Гарри езжайте в Париж, — сказала Белла, — а я к матери.

— Зачем? Давай с нами.

— Нет. Тогда она совсем разозлится.

— Ладно. Что тебе привезти из Парижа?

— Вечную молодость, — сердито ответила она.

— А серьезно?

— Да глупости. Не надо мне ничего.

***

Утром назначенного дня в магопорту Лондона царила обычная неразбериха. Портключ отправлением в 11:18 задерживался по техническим причинам, и пассажиры слонялись по залу, рассматривая витрины с сувенирами. Пожилой волшебник с обвисшими щеками честил на все корки транспортное управление Министерства, а группка молодых французов посматривала на него с веселым изумлением.

Наконец без четверти двенадцать явился угрюмый работник магопорта и принес портключ, похожий на помятый гончарный круг. Пассажиры столпились вокруг него. Служащий сверял их фамилии со списком и собирал билеты.

— Кто здесь путешествует с ребенком? — спросил он. — Возьмите его на руки.

— И как же вы предлагаете мне это сделать? — поинтересовался я.

Он обернулся и взглянул на Гарри.

— Сколько тебе лет, мальчик?

— Одиннадцать, — возмущенно ответил Гарри.

— А у меня написано «год», — служащий вынул из-за уха перо и дописал на пергаменте единичку. — Вечно перепутают… Все готовы к отправке?

Я на всякий случай взял Гарри за руку.

Волшебник пробубнил: “Отправляю”, вынул палочку и коснулся ею портключа.

Я почувствовал знакомое дергающее чувство в животе и крепко сжал пальцы Гарри. Нас несло куда-то в разноцветном вихре, вращало, подбрасывало. Через минуту вращение прекратилось, и по инерции мы оба чуть не полетели на пол.

Вокруг было шумно и светло. Под потолком гремел магически усиленный голос, говоривший по-французски:

— Портключ номер 437 из Лондона прибыл.

Таможенный контроль мы прошли быстро, а вот в очереди на обмен валюты пришлось отстоять полчаса. Наконец мы вышли наружу. Небо над Парижем было низкое, серое с голубизной, так что отдаленные здания расплывались в дымке. Казалось, вот-вот пойдет снег. Во внутреннем дворике магопорта, откуда можно было аппарировать, воробьи клевали брошенную булочку, не обращая внимания на почти беспрерывные хлопки, которые сопровождали появление и исчезновение волшебников. А над двориком нависали стальные переплетения Эйфелевой башни — магопорт специально построили совсем рядом с ней, чтобы колдуны могли, не привлекая внимания, смешаться с толпой туристов.

Закинув голову, Гарри рассматривал башню. В короткой магловской куртке и вязаной шапке он казался совсем маленьким и очень хрупким.

— Зачем маглам такая громадина?

— Для красоты.

— Вот это — для красоты? — изумился он.

На схеме, которую прислал Райкрофт, было указано ближайшее к дому Фламеля безопасное место для аппарации — небольшой сквер рядом с башней Сен-Жак-ла-Бушри. В сквере было почти пусто. Пара маглов, прогуливавшихся вдалеке с собаками, нас не заметила. Здесь было заметно холоднее, и от невидимой за домами реки тянуло промозглой сыростью. Голые ветви деревьев казались разбухшими, а сама башня Сен-Жак, четырехгранная, грязно-серая, выглядела угрожающей.

Мы немного посидели на скамейке — после аппарации у Гарри кружилась голова. Потом, сверившись с картой, я направился к выходу из сквера. Несколько поворотов — и мы оказались у искомой двери, невысокой и словно утопленной в мостовую. Гарри засмущался и отошел в сторону. Я постучал старомодным дверным молотком в форме львиной головы. По другой стороне улицы прошла магла с детской коляской. На нас она не посмотрела, да и самого дома явно не видела.

Дверь открылась минуты через три. Изнутри пахнуло теплым жильем, старым деревом и особой затхлостью, какая бывает в комнатах стариков. В широком, слабо освещенном коридоре появилась дряхлая эльфиня, завернутая в льняное полотенце с вышивкой. Она взяла у нас верхнюю одежду.

Стены прихожей были обшиты темным деревом, и весь дом казался таким древним, что Гарри в своих магловских джинсах и я в свитере смотрелись, наверное, почти неприлично.