Андрей Фролов - Пути Держателей

Тоэх еще раз поклонился.

— Спокойной ночи, Виктор.

— Спокойной ночи, Киоши.

Виктор уже переступал порог, но вдруг остановился, оборачиваясь. Закрыл дверь, прислоняясь к дереву плечом. Отрезанный от света из соседней комнаты, во внезапно наступившей темноте Киоши не сразу разглядел морщины, перечеркнувшие лоб Куратора.

— Война Бешенства закончилась не доминированием одной расы над другой. И даже не вмешательством сильных, — сказал Конта, старательно взвешивая каждое слово. — Только в объединении против единого врага тоэхи и мидзури смогли найти силы, чтобы избежать крушения своих миров. Мы, их далекие потомки, ныне пожинаем плоды этих трудов. Конечно, мелкомасштабные войны и пограничные стычки между нашими народами не прекращались никогда, невзирая на перемирия и запреты. Конечно, на протяжении многих столетий находились недовольные существующим положением дел, равно как и разбойники, мародеры, бунтари. Но… Буду честен, Киоши — ты не первый приносишь мне вести о странных событиях, происходящих в наших домах. Исходя из имеющейся информации, я могу предположить, что заговорщики, предлагающие богатства и почет в обмен на пустяк, пусть и важный пустяк, вряд ли являются бандитами. А потому хочу задать последний вопрос. Киоши, скажи, при твоей первой встрече с представителем заговорщиков на вершине горы на Тоэхе, не упоминал ли трехглазый… суэджигари?

Ледяной ветер пронесся по комнате, всколыхнув золу и тревожно зашевелив шторы. У тоэха перехватило дыхание, и он стиснул зубы, падая в пучину ужасных догадок. По спине сбежала капля холодного пота.

Конта терпеливо ждал, глядя куда-то в темноту, почти в окно. Затем юноша, сбрасывая оцепенение, чуть заметно покачал головой. Это бы он запомнил точно…

Виктор не мог видеть его реакции — мидзури не дано, словно диким зверям, видеть в темноте, но он все же услышал ответ. Решительно кивнув, Куратор стремительно вышел из каминного зала, оставив дверь прикрытой.

Тоэх облокотился о спинку кресла и решил еще немного выпить.

Киоши шел по бесконечному бетонному шоссе. Дорога, висевшая в утреннем небе, начиналась на рассвете, изгибалась через необъятный небосвод и исчезала на закате.

Орел, гордо раскинув широкие крылья, парил над головой.

Киоши брел.

Орел наблюдал.

Это не дорога, это Нить. Серая Нить суэджигари, злым роком простертая над всеми мирами. И не знают ни люди, ни демоны Держателя ее. И мысль, кольцом охватившая разум. Кулон смертельно опасен! Он один, этот кусок камня, способен причинить владельцу столько зла, что с лихвой хватит и на десять тоэхов во все долгие века их жизней. Рано или поздно, амулет заставит хозяина самому искать смерти.

Бросить… Потерять… Отдать?

Голос отца, заглушаемый гулом моря.

Серая паутина на лице.

Бег по протянутой кем-то дороге, над медленно встающим солнцем.

Снова сверкают красочные палитры, приближая неизбежный миг. И вот, врываясь струей тумана, вспыхивает Серая.

Ты способен видеть Нити?

А он все столь же неподвижен. Замер, победно ухмыляясь, скрестив на груди руки, спрятанные в полах мышиного плаща с багровым подбоем. Пепельные волосы длинной прядью скрывают половину обезображенного шрамом лица.

Крик орла летит далеко, далеко, далеко…

Ночь бережно выпустила молодого тоэха из своих объятий, ретушируя мертвящие сны бледными красками рассвета. Киоши сел на кровати, потирая глаза. Ему было уютно и тепло, но ощущения, оставленные видениями, разрушали покой. Тьма любит шутить с живыми — пресытившись свежими впечатлениями, она рисует палитрой снов по холсту разума самые странные вещи. Несколько позже, когда Виктор поинтересуется, что снилось сегодня его гостю, тот, не задумываясь, ответит: ничего.

Долгожданный отдых действовал лучше любого лекарства. Зарубцевавшаяся рана на плече уже не пульсировала, и настроение юноши приподнялось — он возвращался в прежнюю форму. Умываясь и чистя зубы, Киоши поймал себя на том, что мурлычет старый, полузабытый мотив. Подмигнув себе в зеркало, он торопливо оделся и спустился вниз, к ожидающему его появления слуге.

На этот раз стол был накрыт на террасе, выходящей на часть сада и сосновую рощу за домом. Там, под нежарким сентябрьским солнцем, Куратор и его гость позавтракали, наслаждаясь звуками шумящих ветвей и вороньей переклички, любуясь опадающими с редких берез листьями. Когда слуги принялись убирать со стола опустевшие кофейники, Виктор пригласил Киоши внутрь. Ничего не объяснив, он провел его в одну из самых дальних комнат особняка.

— Ночью я много думал о твоем рассказе, — за время завтрака они почти не возвращались ко вчерашнему разговору, но юноша не торопил наместника. Если Конта молчит, значит, у него на это есть причина.

Виктор закрыл за собой тяжелую дверь, щелкая выключателем.

— Здесь наши переговоры в полной безопасности. Не хочешь сообщить мне ничего нового?

— К сожалению, нет.

— Так я и думал. Толковых мыслей у меня появилось немного, но кое-что тебе предложить хочу.

Киоши не без удивления осмотрел пустую комнату без окон, превзошедшую своих собратьев скудностью обстановки. Железный столик на гнутых ножках и пара таких же стульев — вот и все убранство. Да плоский, словно размазанный по потолку светильник. А вот Нити…

Тоэх не смог сдержать волну дрожи, прокатившуюся от пяток до загривка — кругом царила непроглядная синева. Такой плотности Нитей почти не бывает в природе, либо дом намеренно строился на Ключе, либо Виктор провел здесь массу времени, прививая в комнате несметное количество живых Синих.

Киоши задумался, невольно размышляя, существует ли на свете сила, способная победить мидзури, скажем, того же Виктора, в таком месте? Только кровью, немалой кровью… Память юноши мгновенно наполнилась картинами боев, осевших в сознании с далекого детства. В свое время и отец, и наставник Хоэда потратили не одну сотню вечеров, по много раз пересказывая маленькому Мацусиро хронологию войны Бешенства, войны противоположностей. И крохотный слушатель навсегда запомнил, сколь широки были потоки крови тоэхов, пролитой в попытках воинов добраться до тщедушных тел магов — Ткачей мидзури.

Из воспоминаний его вернул звонкий щелчок — Виктор открывал резную, богато украшенную золотом шкатулку, стоявшую на столике. Протянул Киоши ароматную сигару, но тот вновь отказался. Виктор достал из коробки спички и гильотинку, неспешно закурил. Указав задымившей сигарой на стул, сел напротив.

Несколько раз глубоко затянувшись, Куратор неторопливо заговорил:

— Понимая всю тщетность попытки, я, тем не менее, считаю себя обязанным сделать тебе предложение, — густой сизый дым плавал между ними, поднимаясь к потолку. — Можешь оставить амулет у меня. В полной безопасности и неприкосновенности.