Макс Далин - Убить некроманта

Так что южане могли потом смело рассказывать своим детям, как они видели короля Дольфа на марше — и он вполне чудовище, убийца без сердца. Те, кто мог бы рассказать о моем последнем разговоре с Ричардом и о том, как все произошло на самом деле, умерли. А остальным остались легенды и домыслы.

И домысленное вполне укладывалось в сюжет баллады: прекрасный, предательски убитый государь, его добрейшая королева, разделившая его трагическую участь, и некромант, вероятно покинувший место бойни на нетопырьих крыльях, мерзко хихикая…

Но какая нам с Магдалой разница, что о нас говорят? Разве что любопытно, как они объяснят эти две стрелы — две подлые стрелы какого-нибудь, гори он в аду, ее рыцаря, который счел себя оскорбленным вместе с рогатым Ричардом и решил защитить честь, которой нет…

Я только надеюсь, что благородного господина, будь он проклят, ожидала хорошо накаленная сковорода. Я просто возвращался домой, снова одинокий до смертной боли, с дырой в боку — и с дырой в душе.

И все.

Грех сказать, что дома меня не ждали.

Свои войска я встретил в Винной Долине. Мой новый маршал-умница — бывший командир приграничного гарнизона — сделал кое-какие отличные выводы, имея в виду в качестве посылок и поднятых мертвецов, и наши освобожденные города. Додумался, что надо закрепить успех, — жутко дергался, боясь получить по шее за самоуправство, но я подарил ему графство за это.

У меня всегда хорошо получалось ладить с вояками. Этот старый краснорожий боров прослезился от чувств, когда я его благодарил.

— Об вас, ваше величество, — говорит, — болтают, конечно, что ваша сила — из ада, а что по мне — так кто бы ни был в союзниках! Дело-то вышло отменное. Может, оно, конечно, и не божеское, но отменное. Сколько баб плакать не станет — я это так понимаю, ваше величество…

Тронул меня. Я понимаю, безусловно, я понимаю, что тут дело не в любви к моей особе, а в любви к нашей общей стране, но только от этого ничего не меняется. Даже к лучшему.

Отсюда я послал гонца в столицу — с самыми добрыми вестями. Помнится, шла теплая, светлая весна, потом превратилась в чудесное лето с дождями и радугами. С юга на север везли зерно, овес и сыр. Я думал, что время, тяжелое для Междугорья, наконец-то отходит в прошлое… И что я не могу разделить радость с Магдалой.

Я пытался думать о славных победах, о землях, которые к нам вернулись, о новой армии, способной справиться с врагом на рубежах, но мысли все равно возвращались к трем дням любви Магдалы. И моя гордость гасла. Я — неблагодарный. Мне мало трех дней. Я не возношу хвалы Богу за то, что они вообще были.

Напротив, я готов на Него браниться последними словами за то, что Он так с нами обошелся.

Впрочем, к потерям мне не привыкать стать…

А между тем мой гонец вернулся с письмом из столицы. Мои ненаглядные подданные не сомневались, что их прекрасный государь жив и здоров: ведь мертвые монстры во дворце по-прежнему несут службу, а значит, ими движет моя воля. Хороший я им оставил указатель — этакий золотой цветок, который должен зачахнуть, если с героем случится беда… Превесело!

Далее — отчет канцлера, отчет казначея, отчет премьера… Все, в сущности, неплохо. И приписка рукой камергера: «Марианна родила в конце апреля. Мальчика, которому дали имя Тодд. Он утвержден Большим Советом в качестве бастарда короны Междугорья».

Клейма Тьмы на этом ангелочке нет, его кровь чиста. Об этом надо было упомянуть — я понимаю.

Тодд — это мне не понравилось. Но меня никто не спрашивал. Мне бы очень хотелось получить хоть пару строчек, написанных Оскаром, но кто бы передал его письмо…

А так все шло чудесно. Как в сказке.

Все лето и начало осени я провел в южных провинциях. Жил в Винной Долине, в чудесном замке по имени Приют Ветров, — как король жил, клянусь всем, во что верю! Мои неумершие друзья удобнейшим и конфиденциальнейшим образом устроились в сторожевой башне с заколоченными бойницами, моя мертвая гвардия несла караульную службу, и еще мне прислуживали живые, из местных. И даже не совсем неохотно.

Мне было тут очень хорошо, гораздо лучше, чем в столице. Я мотался по всему югу. Я принимал дворян, по уши счастливых уже от сознания близости к короне; этим было наплевать, что я некромант, главное — король Междугорья. Я утверждал новые должности, и мои новые чиновники меня боялись до смерти, но примерно уважали: они ведь своими глазами видели, на что я способен. Мне жаловались на покойного Ричарда: на него мои бедные подданные вылили столько дерьма, что можно было бы легко наполнить хорошую винную бочку. Пустячок, а приятно…

Милые соседи из Перелесья к августу собрались с духом и прислали послов. Королем Перелесья теперь стал старший сын Магдалы, крошка Эрик, шести, кажется, лет от роду, с каким-то очень ушлым регентом из своих родичей. Регент от имени короля выражал уверения в совершеннейшем почтении и просил мирного договора. Хвостики соседей хорошо устроились между ног, я это явственно понимал. Письмо читал губернатор Винной Долины, вслух, а мой местный двор готов был аплодировать. Я тоже — потому что маленький зайчик на троне Перелесья все-таки имел отношение к моей Магдале, хоть и не без помощи Ричарда.

Покой могил я тут больше не тревожил — мне пока было ни к чему. Мои гвардейцы сопровождали меня с опущенными забралами и поднимали их только по приказу. Поэтому на юге обо мне говорили… ну, не запредельно плохо говорили.

Король безобразен, суров, нелюдим, его охраняют монстры, но если его землям угрожает опасность, он хоть сам ад позовет на помощь, чтобы покончить с супостатом. Когда я это случайно слышал, мне почти польстило.

Да у меня тут — ха-ха — даже были женщины! Светские вертушки, которым показалось любопытно узнать, так ли устроены страшные короли, как и все прочие мужчины, — или просто разок согреть мне ложе, чтобы потом хвастать подружкам. В каком-то смысле, каждая из них была слабым раствором Беатрисы. Я честно попробовал трижды или четырежды развлечься задиранием юбок, как местные веселые сеньоры, но это всякий раз так усиливало тоску, что пришлось отказаться от этой затеи. Приятно, когда рядом с тобой — живое существо. Но я обнаглел за последнее время: мне уже хотелось больше, чем просто живого тепла. Мне хотелось как минимум абсолютной преданности Нарцисса, а лучше — дружеского союза Магдалы. Разглядывая женщин, я невольно искал восхитительный взгляд честного бойца, как у Магдалы. Смешно. Этого как раз и нельзя было заполучить — ни за деньги, ни за титулы.

Герцог Карл, губернатор возвращенных земель, громила, развратник, интриган и патриот, в то время всячески показывал мне, как он любит своего короля и как восхищается всем, что я делаю. Рвался меня развлекать, устраивал охоты и балы, пытался угощать меня здешними деликатесами, винами и девками — по собственному разумению. Прислуживал, как камергер, — намекал, что мечтает быть другом короля.