Алан Троуп - ЛЮДИ КРОВИ

Рубец и Шрам приветствуют меня ворчанием и лаем. Все-таки хорошо, когда тебя встречают хоть какие-то живые существа, пусть даже и злобные. Я не забываю кинуть им мяса, прежде чем отправиться спать. Теперь, когда я знаю, что скоро уеду отсюда, остров уже не кажется мне тюрьмой. Я складываю покупки в своей комнате, потом выхожу на галерею подышать морским воздухом, полюбоваться летней ночью, серебристыми бликами лунного света на поверхности воды. Глубоко вдыхаю, втайне надеясь ощутить в воздухе ее… «Уже скоро»,- думаю я.

– Скоро! – говорю вслух.

На горизонте несколько светящихся точек – огни судов. На много миль от острова никого нет, и меня вдруг охватывает желание ознаменовать свой скорый отъезд какой-нибудь безумной выходкой, вытворить что-нибудь этакое. Отец строил этот дом, думая, что придется защищаться от врагов. В нем четыре склада с оружием, с каждой стороны по одному. Иду на тот, что между моей и отцовской комнатами. Не устаю восхищаться древними, массивными, окованными железом деревянными балками, положенными поверх тяжелой дубовой двери. Это лучше всякого современного замка или цепочки. Балки прочно прибиты к каменным стенам по обеим сторонам двери. Кажется, что их ни за что не отодвинуть. Я подхожу справа, кладу пальцы в узкую щель между двумя каменными плитами и вздыхаю. Если превращение из человека в дракона и обратно дается мне безо всяких усилий – это как рубашку переменить, – то другие обличья требуют гораздо большего напряжения. Когда я был моложе, отец заставлял меня практиковаться: делать руки и ноги тонкими, а грудную клетку – плоской. Крайне неприятные упражнения!

– Никогда не знаешь, какое обличье потребуется принять, – внушал мне отец. – Несколько раз я уходил от преследования людей только благодаря своему умению протискиваться в узкие щели.

Затаив дыхание, я сосредоточиваюсь на сужении своей кисти и предплечья. Каждая моя клеточка протестует. Плечо распухает. Сжав зубы, я просовываю истончившуюся руку в щель, нащупываю с той стороны щеколду и отодвигаю ее. Потом вынимаю руку и позволяю ей принять прежние размеры. В очередной раз я задумываюсь, не следует ли заменить это устройство обыкновенным замком. И все же, пока склад запирается так, как задумал отец, можно не беспокоиться, что кто-то посторонний сюда проникнет.

Я берусь за перекрещенные балки и сдвигаю их вправо, чего ни за что не смог бы сделать, не отодвинув защелку с той стороны. Потом слышится щелчок, и балки медленно уплывают вверх. Я распахиваю дверь и вдыхаю спертый застоявшийся воздух, наполняющий мои ноздри запахом жженой серы, пороха, изъеденного дерева и мокрой парусины. Морщась, я вглядываюсь в темноту комнаты, пытаюсь угадать, что за тени там бродят, и в очередной раз сожалею, что не провел здесь электричество. Беру факел, и, помня о бочках с порохом, которые хранил здесь отец, осторожно выхожу с ним на галерею. В неровном желто-оранжевом пламени факела можно различить заржавевшие мечи на провисших деревянных полках, старинные пистолеты и ружья на стенах, в глубине – три черные пушки, окруженные горками ядер и запечатанными канистрами с порохом.

Полчаса уходит у меня на то, чтобы выкатить одну пушку из комнаты, зарядить ее и установить в амбразуре. Потный и счастливый, я громко провозглашаю: «Это в твою честь, отец!» и подношу к отверстию пылающий факел. Оттуда некоторое время валит дым, и я пугаюсь, не отсырел ли порох или не допустил ли я какой-нибудь ошибки. Пламя вырывается из пушечного жерла с воем, раздирающим тишину над островом. После выстрела воздух еще долго вибрирует. Далеко в море за упавшим ядром стелется белый пенный шлейф.

Я кричу и улюлюкаю от радости. Но через несколько минут понимаю, что сделал глупость. Напряженно вглядываюсь вдаль: не покажется ли, на мою беду, какая-нибудь лодка или катер. Никого. Я знаю, что даже если патруль заметил выстрел, влияние Артуро и его деньги заставят их отказаться от расследования, и на мой остров они не заявятся.

Я запираю склад, а пушку оставляю в амбразуре, на будущее.

Перед тем как лечь спать, захожу в свою сокровищницу, чтобы подобрать подарок для моей избранницы. Снова натыкаюсь на золотой цветок клевера с изумрудом посередине. Приняв решение больше не думать о том, кому эта вещь принадлежала раньше и как попала ко мне, кладу медальон в карман и отправляюсь спать.

Никак не уснуть. Ворочаюсь в постели, пытаюсь сосредоточиться на своем будущем путешествии, на той, которую я должен найти. Но в мои мысли все время вторгается Хорхе Сантос, брат Марии. Мне как-то не по себе от мысли, что я уезжаю, так ничего и не решив с ним. Отец, будь он жив, не одобрил бы моей мягкотелости, моего решения не убивать Сантоса. Он всегда считал, что надо вовремя избавляться от людей, от одного или от сотни, все равно.

– Они слабы, но коварны, – учил он меня. – Недооценить их – все равно что самому вложить оружие им в руки. Будь бдителен. Лучше вовремя устранить проблему, а не то потом придется решать ее в более сложных условиях.

Но Сантос – всего лишь человек, слабый и беспомощный, как они все. Сколько я ни старался, не смог придумать, каким образом он мог бы причинить мне вред. Наконец мне удалось изгнать его из своих мыслей, заставить себя дышать в такт шуму волн, набегавших на берег моего острова. Задремав, я увидел себя плывущим в небе, благоухающем корицей, постепенно, по спирали спускающимся к неясному силуэту, к моей таинственной любви.

Три ночи спустя Джереми Тинделл встречает меня на причале около своего дома из искусственного мрамора с двенадцатью спальнями. Он нервно потирает руки, глядя, как я вношу на борт свои вещи и кидаю их на палубу из тикового дерева.

– Я бы хотел, чтобы вы, по крайней мере, взяли с собой моего капитана, – говорит он. – Это довольно большое судно.

Я пожимаю плечами:

– Не волнуйтесь, Джереми. Самое худшее, что может произойти, – судно затонет, а я умру. Даже если случится такая неприятность, – я многозначительно смотрю на дом Тинделла, стоящий в окружении таких же многомиллионных особняков,- я уверен, что вы сможете позволить себе другую лодку.

Состроив болезненную гримасу, Тинделл идет вслед за мною на борт и машинально протирает сверкающие перила там, где я брался за них. Еще он настаивает на проверке всех систем на судне. Добравшись до половины, я теряю терпение:

– Мы закончим как раз к утру!

– Было бы лучше, если бы вы отплывали днем, – говорит Джереми, приглашая меня последовать за ним в трюм и проинспектировать запасы провизии.

Несмотря на все старания Тинделла, мне удается выйти в море до одиннадцати. Я сразу ставлю парус и, проплывая Бискайским проливом, умиленно улыбаюсь при виде свайных построек, владельцам которых удалось противостоять всем штормам и всем попыткам правительства конфисковать или снести их дома.