Степан Мазур - Клятва рода

— Прогресс, — буркнул Сергей, оглядываясь.

— Тормоза пусть движутся со скоростью света, нам надо быстрее, мгновенно, прямо сейчас. А Евклидова геометрия вообще перестает действовать, что в астрале, что в ментале, сакрале… Она действует только в этой четырехмерности, если взять за четвертую меру виртуальные миры. А чего тут говорить про многомерные пространства?

— Тихо, похоже, нас не туда выкинуло.

Ближние индусы не очень удивились вспышке портала. То ли йоги и горные отшельники разучились удивляться, то ли менталитет оставлял место сказке. По крайней мере фото- и видеокамер не было заметно… Только вся улица попадала ниц, и идти пришлось, оглядываясь на прислонивших лбы к дороге.

— Что за вассалитет еще? Мы не феодалы! Вы не крестьяне! А ну подъем! — завопил Сема на хинди.

Десятки шепотов прокатились по улице.

— Бог разговаривает с нами…

— На нашем же языке!

— Хвала Вишне, Кришне и Шиве!

— А может, один из них Будда?

— А кто их них кто?

— Все святы.

— А почему в арабских одеждах?

— Пути богов неисповедимы.

— Боги многолики!

Сема с Сергеем ускорили шаг, спеша покинуть свидетелей «пришествия». Спасало то, что многие не спешили поднимать головы.

— Какая разница, куда мы убежим, Скорп? Слухи о вихрастых догонят в любой точке города.

— Ты же перешагнул двадцать первую ступень?

— Внешность человеческая? Да, я на твоем уровне.

— А какой у меня уровень?

— Двадцать четвертый.

— А я почему об этом не знаю?

— Спишь много.

— Так что после внешности?

— Материальное тело, дар души и таинство перволюдей. Как ты этого можешь не знать, если врата открыты? Точнее, можешь открыть, потому что есть ключ.

— У меня с вратами в последнее время путаница. Столько ключей…

— Скорп, ты меня поражаешь. Эти ключи — не та связка бренчащего металла, которую можно потерять или вообще о ней забыть.

— Мне нельзя ошибаться. Зачем тебе новый апокалипсис?

— А что, был старый?

— Какой именно интересует?

— Ты начинаешь говорить как твой отец.

— Гены.

— А теперь еще и как брат по матери!

— Это еще почему?

— Увел разговор от первоначального вопроса.

— А о чем я спрашивал?

— Скорп!

— Что?

— Давай уже с твоим ядом что-то делать.

— Каким ядом?

— ЖИВО!!!

Вспышка. Дворец. Просторное помещение с узкими окнами, почти не дающими света. В воздухе запах ладана и еще чего-то дурманящего. Едва легкие вдохнули этот запах, голова потяжелела. Зал покрыт коврами, цветами и подушками. Молчаливые люди, застывшие, как изваяния, в позах лотоса у стен, монотонно тянут гортанные звуки. Кажется, что они спят, а голос льется из самих стен. На возвышении под золочеными статуями на мягких подушках восседает тощий старик с пепельно-белыми волосами по плечи. Глаза старика закрыты, и кажется, что он умер. Но едва заметно двигается обтянутая шелковой повязкой грудь. Старик жив. Да и какой он старик, если кожа на лице не обвислая, а ширина плеч под стать богатырю в расцвете сил.

Первым не выдержал Сема:

— Надымили тут! Лень форточку открыть?

Слова отразились от стен и поплыли под высокие своды, теряясь в высоте.

— Сядь, беспокойный, — донесся гортанный глас старца. Он не открывал глаз, и в облаках дыма казалось, что даже рот остается безмятежным, спокойным, неподвижным. Но слова не были мороком и передавались не телепатически.

Скорпион и Леопард молча двинулись ближе к старику. Движения казались легкими и чужими. Братья то словно плыли в воде, то вовсе переставали чувствовать конечности. Десять шагов до старца показались десятью минутами. Присев на подушки, подогнув ноги под себя, едва не отключились в божественной неге. Ощущение близости великого гуру пленило, аура спокойствия и безмятежности отгоняли мысли прочь.

— Мы… мы ищем Живу… — протянул Скорпион, где-то на краю сознания отмечая, что слова длинны, как язык мирового змея.

— Всякий ищущий находит. Всякий стремящийся добивается. Всякий уставший обретает отдых.

Сема качнул головой, стараясь стряхнуть наваждение. Вышло не очень. Резкий толчок только лишил последних сил к сопротивлению. Мысль разогнать ступени или нагнести ярости растворилась в дымке. Тело потяжелело и стало неподъемным. Голова последний раз качнулась и свалилась на грудь. Веки опустились. Слишком много войн, слишком много боев с самим собой. Усталость, одна безмерная усталость во всем существе. Она, как торжествующая королева, празднующая победу, полностью завладела сознанием.

Сема.

Сон.

Копыта черного как смоль коня били по траве почти бесшумно. Мягкий природный ковер тщательно глушил все звуки цокота. Взамен утро дарило слуху звуки поляны и брань кузнечиков. Огромный богатырский конь шел иноходью, отдыхая после непродолжительного стремительного галопа, коим хозяин гнал по поляне, спеша на встречу с вражиной.

«Эх, как бы успеть перехватить ворога до границы! Разбить еще на его территории».

Илья Гущин приложил ладонь ко лбу. Взор прошелся вдоль высокой — почти по круп коню — траве до самого виднокрая. Грудь тяжело опустилась — успел. На самом краю поляны только начали появляться первые заступники границы, суровые и безжалостные дети степей — дикие кочевники-налетчики. Их малые отряды терроризируют Русь по всей границе, летая от деревни к деревне со скоростью ветра. Княжья дружина седлает коней, завидев сигнальный дым застав, да мчится на место очередного налета, но встречает по приходе только дым пепелищ, изрубленные тела да разоренные амбары с запасами на зиму. И вереница полонян, взятых в плен славян, тянется широкими струйками на рынки Востока.

Границы Руси велики. Орды шаек совершают налеты по всем периметрам, не позволяя собрать князю дружину для одного, решающего удара. Вот и горят два урожая из трех, вот и не доживают до двадцати весен девять детей из десяти. Добро бы беспокоила только степь, но цивилизованная Европа, не ведая, что только благодаря Руси ее не терзают вечные набеги дикой степи и сама может развиваться в мире и покое, жаждет нанести стране «диких варваров» удар в спину. И редко когда бывает на Руси мирное время. Одна надежда — на редуты застав, заградительные отряды единичных богатырей, что не пускают шакалов вдоль границ в глубь родины, не позволяют совершать безнаказанные набеги. Если отряд малый, то богатырь справляется с ним сам, если велик, то ждет подмоги князя. Но не в этот раз — Красно Солнышко в походе.

Илюша подхватил с седла широкую, массивную, как ствол дерева, выщербленную от долгого применения ручку палицы, слаженную из добротного дуба да обитую булатными, харалужными шипами. Металлом, которого прочнее нет. Палица весила столько, что и десяток степняков вряд ли подняли бы ее. Силой природа наделила богатыря немереной.