Анджей Сапковский - Ведьмак (большой сборник)

— Не надо отвлекаться на рассказы о проделках детишек, — прервала Филиппа Эйльхарт. — Так когда наконец Гоидемару сказали правду?

— Никогда. Он не спрашивал, а нас это устраивало.

— Но кто из детей был незаконнорожденным ребенком Фальки, вы знали?

— Конечно. Адель.

— Не Фиона?

— Нет. Адель. Она скончалась от чумы. Дьявольский ублюдок, проклятая кровь, дочь чертовой Соколихи–Фальки наперекор протестам короля помогала жрецам в пригородной больнице, спасала больных детей, а сама заразилась и умерла. Ей было семнадцать лет. Годом позже ее псевдобрат Амавет учинил роман с графиней Анной Камэни и пал от рук убийц, нанятых графом. В тот же год скончалась Рианнон, не перенесшая смерти обожаемых ею детей. Тогда–то Гоидемар призвал нас снова. Потому что принцессой Фионой, последней из тройки, интересовался король Цинтры, Корам. Хотел взять ее женой своему сыну, кстати, тоже Кораму, но, зная кружащие слухи и сплетни, опасался, как бы Фиона не оказалась внебрачной дочерью Фальки. Мы использовали весь свой авторитет, чтобы убедить его в том, что Фиона — законный ребенок. Не знаю уж, поверил ли он, но молодые пришлись друг другу по вкусу, и таким образом вскоре дочь Рианнон, прапрапрабабка вашей Цири, стала королевой Цинтры.

— Внеся в династию Корамов тот самый ген, за которым вы продолжали охотиться.

— Фиона, — спокойно сказала Энид ан Глеанна, — не была носителем гена Старшей Крови, который мы уже тогда называли «геном Лары».

— То есть как это?

— Носителем «гена Лары» был Амавет, а наш эксперимент продолжался. Ибо Анна Камэни, из–за которой распрощались с жизнью любовник и муж, еще не сняв траура, родила близнецов. Мальчика и девочку. Отцом, несомненно, был Амавет, потому что девочка оказалась носительницей гена. Девочку назвали Мюриель.

— Прелестная Мерзавка Мюриель? — удивилась Шеала де Танкарвилль.

— Гораздо позже, — усмехнулась Францеска. — Вначале — Малютка Мюриель. Действительно, это был милый, прелестный ребенок. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее уже называли Мюриель — Бархатные Глазки. Многие утонули в этих глазках. Наконец ее выдали за Роберта графа Гаррамона.

— А мальчик?

— Криспин. У него этого гена не было, потому он нас и не интересовал. Погиб, кажется, во время какой–то войны. В голове у него только и было, что драться да стрелять.

— Постой. — Сабрина резким движением растрепала волосы. — Ведь Прелестная Мерзавка Мюриель была матерью Адалии по прозвищу Ворожейка…

— Верно, — подтвердила Францеска. — Любопытная штучка эта Адалия. Мощный Исток, идеальный материал для чародейки. Увы, она не хотела быть чародейкой. Предпочитала быть королевой.

— А ген? — спросила Ассирэ вар Анагыд. — Она была его носителем?

— Как ни странно — нет.

— Так я и думала, — кивнула Ассирэ. — Непрерывно «ген Лары» может передаваться только по женской линии. Если же носителем оказывается мужчина, ген редуцируется во втором, самое большее в третьем поколении.

— Однако после этого, вероятно, все же активизируется, — сказала Филиппа Эйльхарт. — Адалия, у которой «ген Лары» не проявился, была матерью Калантэ, а ведь Калантэ, бабка Цири, снова оказалась носительницей «гена Лары».

— Первой после Рианнон, — неожиданно проговорила Шеала де Танкарвилль. — Вы ошибались, Францеска. Было два гена. Один, истинный, был скрытым, латентным, вы прозевали его у Фионы, обманутые сильным и четко выраженным геном Амавета. Но у Амавета был не «ген Лары», а активатор. Госпожа Ассирэ права. Передающийся по мужской линии активатор уже у Адалии был настолько нечетким, что вы его не обнаружили. Адалия была первым ребенком Мерзавки. У следующих наверняка не было и следа активатора. Латентный ген Фионы тоже скорее всего редуцировался бы у ее мужских потомков не дальше чем в третьем поколении. Но он не исчез, и я знаю, почему.

— Черт побери, — прошипела сквозь зубы Йеннифэр.

— Я заплутала, — сообщила Сабрина Глевиссиг, — заплутала в дебрях вашей генетики и генеалогии.

Францеска пододвинула к себе патеру с фруктами, протянула руку, прошептала заклинание.

— Простите за базарный психокинез, — улыбнулась она, приказав красному яблоку подняться высоко над столом. — Но при помощи левитирующих фруктов мне легче будет все объяснить, в том числе и ошибку, которую мы совершили. Красное яблочко — это «ген Лары». Старшая Кровь. Зеленое — латентный ген. Гранат — это псевдоген, активатор. Начнем. Вот Рианнон, красное яблочко. Ее сын Амавет — гранат. Дочь Амавета — Прелестная Мерзавка Мюриель и его внучка Адалия — тоже гранаты, причем последний — уже редуцирующийся. А вот вторая линия: Фиона, дочь Рианнон — зеленое яблочко. Ее сын Корбетт, король Цинтры, — зеленое. Сын Корбетта и Элен Каэдвенской, Дагорад — зеленое. Как видите, в двух последующих поколениях исключительно мужские потомки, ген редуцируется, он уже очень слаб. Однако в самом низу у нас теперь гранат и зеленое яблочко. Адалия, княжна Марибора, и Дагорад, король Цинтры. И их дочь — Калантэ, красное яблочко. Возродившийся, сильный «ген Лары».

— Ген Фионы, — кивнула Маргарита Ло–Антиль, — встретился с активатором Амавета в результате супружеского инцеста, и никто не обратил внимания на кровное родство? Ни один королевский геральдик и хронист не обратили внимания на явное кровосмешение?

— Оно не было столь уж явным. Ведь Анна Камэни не кричала на весь базар, что ее близнецы — внебрачные дети, потому что родственники мужа незамедлительно лишили бы и ее самое, и ее детей герба, титулов и имущества. Да, верно, сплетни появились и кружили упорно, причем не только среди плебса. Мужа для «порченной» инцестом Калантэ пришлось искать аж в дальнем Эббинге, куда слухи не дошли.

— Прибавь к своей пирамиде еще два красных яблока, Энид, — сказала Маргарита. — Теперь, в соответствии со справедливыми замечаниями госпожи Ассирэ, возродившийся «ген Лары» гладко идет по женской линии.

— Да. Вот Паветта, дочь Калантэ. И дочь Паветты — Цирилла. Единственная в данный момент наследница Старшей Крови, носительница «гена Лары».

— Единственная? — резко спросила Шеала де Танкарвилль. — Не слишком ли ты самоуверенна, Энид?

— Что ты имеешь в виду?

Шеала неожиданно поднялась, стрельнула унизанными перстнями пальцами в патеру и заставила левитировать оставшиеся на ней фрукты, разрушив и превратив в разноцветный хоровод всю схему Францески.

— Вот что я имею в виду, — холодно проговорила она, указав на фруктовый хаос. — Все это — возможные генетические комбинации. И мы знаем не больше, чем видим здесь, то есть ничего. Ваша ошибка отыгралась на вас, Францеска, породила лавину ошибок. Ген проявился случайно спустя сто лет, за эти годы могло случиться такое, о чем мы и понятия не имеем. События тайные, тщательно скрываемые, затушевываемые. Дети добрачные, внебрачные, зачатые тайно, даже подмененные. Инцесты. Смешение рас, кровь забытых предков, отзывающаяся в поздних поколениях. Короче говоря, ген, который сто лет тому назад был у вас на расстоянии вытянутой руки, даже в руках, теперь ускользнул. Ошибка, Энид, ошибка, ошибка! Слишком много стихийности, слишком много случайностей. Слишком мало контроля. Слишком мало вмешательства в случайность.