Анджей Сапковский - Ведьмак (большой сборник)

Попробовала поочередно — не с лучшим результатом — Каэр Морхен, Острова Скеллиге, банк в Горс Велене, в котором работал Фабио Сахс. Отказалась от Цинтры: знала, что город захвачен нильфгаардцами. Вместо этого попыталась попасть в Вызиму, город, в котором она и Йеннифэр когда–то производили закупки.

Аарениус Кранц, ученый, алхимик, астроном и астролог, ерзал на жестком стульчике, прильнув глазом к окуляру телескопа. Комета первой величины и мощности, которую можно было почти неделю видеть на небе, заслуживала того, чтобы ее наблюдать и исследовать. Такая комета — Аарениус Кранц знал — с огненным красным хвостом обычно предвещает большие войны, пожары и резню. Сейчас, правда, комета малость припозднилась, поскольку война с Нильфгаардом шла уже полным ходом, а пожары и резню можно было предсказать вслепую — и безошибочно, поскольку без них не обходилось ни дня. Отлично зная движения небесных сфер, Аарениус Кранц все же надеялся высчитать, когда, через сколько лет или столетий, комета появится вновь, предвещая очередную войну, к которой, если знать, можно подготовиться лучше, чем к теперешней.

Астроном встал, помассировал ягодицы и пошел облегчить мочевой пузырь. С террасы, через балюстраду. Он всегда отливал с террасы прямо на клумбу пионов, начхав на замечания экономки. До дворовой уборной было далеко, терять время на пустое хождение, во–первых, не пристало ученому, а во–вторых, бросать работу и ходить далеко по нужде — значит растерять ценные мысли, а уж этого ни один уважающий себя ученый позволить себе не мог. Аарениус Кранц себя уважал.

Он встал у балюстрады, расстегнул штаны, глядя на отражающиеся в воде озера огни Вызимы. Облегченно вздохнул, возвел очи горе, к звездам, и подумал при этом: «Звезды и созвездия — Зимняя Дева, Семь Коз, Жбан. Если верить некоторым теориям — никакие это не мерцающие огоньки, а миры. Иные миры. Миры, от которых нас отделяет время и пространство… Я глубоко убежден, что когда–нибудь станут возможны путешествия к этим иным мирам, в эти иные времена и пространства. Да, наверняка когда–нибудь такое станет возможным. Отыщется способ. Но для этого потребуется совершенно новый образ мыслей, новая животворящая идея, разорвущая сдерживающий ее ныне жесткий корсет, именуемый рациональным познанием…»

«Ах, — думал он, подпрыгивая, — если б это случилось… Если б озарило, если б напасть на след. Всего лишь одна, неповторимая оказия…»

Внизу, под террасой, что–то сверкнуло, ночная тьма разорвалась, из блеска появилась лошадь. С седоком. Девушкой.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась девушка. — Простите, если не вовремя. Нельзя ли узнать, что это за место? И какое это время?

Аарениус Кранц сглотнул, открыл рот и забормотал.

— Место, — терпеливо и четко повторила девушка–наездница. — Время.

— Эээ… Ну… Того… Беее…

Лошадь фыркнула. Девушка вздохнула.

— Ну что ж, вероятно, я снова не туда попала. Не то место. Не то время! Но ответь мне, человек! Хотя бы одним понятным словечком. Ведь не могла же я попасть в мир, в котором люди утратили способность к членораздельной речи?

— Эээ…

— Одно словечко.

— Хэээ…

— Да чтоб тебя удар хватил, болван, — сказала девушка.

И исчезла. Вместе с лошадью.

Аарениус Кранц закрыл рот. Немного постоял у балюстрады, вглядываясь в ночь, в озеро и отражающиеся в нем далекие огни Вызимы. Потом застегнул штаны и вернулся к телескопу.

Комета быстро обегала небо. Ее следовало наблюдать, не упускать из поля зрения стекла и глаза. Следить, пока она не исчезнет в просторах космоса. Это был шанс, а ученому нельзя упускать шансы.

«А может, попытаться по–другому, — подумала она, глядя на две луны над вересковьем, у которых теперь был вид серпов, одного поменьше, другого — побольше и не столь серповидного. — Может, не воображать себе места и лица, а крепко захотеть? Крепко. Очень крепко, изо всех сил…

Почему б не попробовать?

Геральт. Я хочу к Геральту. Я очень–очень хочу к Геральту».

— Надо же! — закричала она. — Славно вляпалась, чтоб те провалиться!

Кэльпи, бухая клубами пара из ноздрей и переступая зарывшимися в снег ногами, подтвердила, что думает так же.

Метель свистела и выла, слепила, острые иголочки снега кололи щеки и руки. Мороз прошивал насквозь, хватал суставы будто волк. Цири дрожала, сутулилась и прятала шею за тонкой и вовсе не спасающей от холода преградой поднятого воротника.

Слева и справа вздымались величественные громады скал, серые каменные монументы, вершины которых скрывались где–то высоко во мгле и метели. На дне котловины ревела быстрая, вспучившаяся река, густая от снега и обломков льдин. Кругом было белым–бело. И холодно.

«Вот и все, на что я способна, — подумала Цири, чувствуя, как у нее замерзает в носу. — Вот и вся моя Сила. Хороша ж из меня Владычица миров, ничего не скажешь! Хотела попасть к Геральту, а попала в самую сердцевину какой–то затраханной глухомани, зимы и метели!»

— Ну, Кэльпи, давай двигай, не то окостенеешь! — Она ухватилась за поводья ничего не чувствующими от холода пальцами. — Вперед, вперед, вороная! Я знаю, это вовсе не то место, какое надо. Сейчас я вытащу нас отсюда, сейчас мы вернемся на наше теплое вересковье. Но мне надо сосредоточиться, это требует времени. Поэтому двигай! Ну, вперед!

Кэльпи пыхнула паром из ноздрей.

Метель завывала, снег прилипал к лицу, таял на ресницах. Морозная вьюга выла и свистела.

— Гляньте! — заорала Ангулема, стараясь перекричать вихрь. — Гляньте туда! Там следы. Кто–то там проехал!

— Что? — Геральт сдвинул шарф, которым обмотал голову, чтобы не отморозить уши. — Что ты сказала, Ангулема?

— Следы! Следы лошади!

— Откуда здесь лошадь? — Кагыру тоже приходилось кричать, метель усиливалась, река Сансретура, казалось, шумела и гудела все сильней. — Откуда бы тут взяться лошади?

— Смотрите сами!

— Действительно, — бросил вампир, единственный, кто явно не окоченел, поскольку, совершенно очевидно, был маловосприимчив и к низким, и к высоким температурам. — Следы. Но лошадиные ли?

— Лошадь исключается. — Кагыр сильно потер щеки и нос. — Лошадь на безлюдье? Нет. Следы наверняка оставило какое–то дикое животное. Скорее всего муфлон.

— Сам ты муфлон! — взвизгнула Ангулема. — Если я сказала — лошадь, значит, лошадь!

Мильва, как обычно, предпочла практику теории. Соскочила с седла, наклонилась, сдвинула на затылок лисий колпак.

— Девчонка права, — вынесла она приговор минуту спустя. — Это лошадь. Пожалуй, даже подкованная, но сказать трудно, метель заметает следы. Поехала туда, вон в то ущелье.