Анджей Сапковский - Ведьмак (большой сборник)

На шестой день после июньского новолуния они добрались до Ривии.

Выехали из лесов на склоне холма, и тотчас перед ними внизу блеснула зеркальная гладь озера Лок Эскалотт, имеющего форму руны, от которой оно и получило название. Озеро искрилось в котловине. В зеркало вод смотрели поросшие пихтами и лиственницами холмы Крааг Рос, выступающие вперед предгорья массива Махакам. И красные крыши башен стоящего на озерном мысу толстостенного замка Ривия, зимней резиденции королей Лирии. А у залива, на южном конце озера Лок Эскалотт, лежал ривский град, блестящий соломенным пригородом, темнеющий домами, словно опята покрывающими берег озера.

— Ну, похоже, доехали, — отметил факт Лютик, прикрывая глаза ладонью. — Так вот и замкнулся круг: мы в Ривии. Удивительно, ох и удивительно же петляют судьбы… Что–то не вижу я на башнях замка бело–голубого флага, значит, королевы Мэвы в замке нет. Впрочем, не думаю, чтобы она припомнила тебе твое дезертирство…

— Поверь, Лютик, — прервал Геральт, направляя лошадь вниз по склону. — Мне глубоко безразлично, кто и что обо мне помнит.

Неподалеку от града, ближе к рогатке, стояла цветная палатка, напоминающая кулич. Перед палаткой на палке висел белый щит с красным шевроном. Под поднятым пологом стоял рыцарь в полных доспехах и белой яке [133] Цветная, чаще всего с вышитым на ней гербом туника, накинутая на латы (jacet, нем.). , украшенной таким же гербом, что и щит. Рыцарь внимательно и весьма подозрительно присматривался к проходящим мимо бабам с хворостом, дегтярникам с баклагами товара, пастухам, разносчикам товара и нищим старцам. Заметив приближающихся Геральта и Лютика, он с надеждой сверкнул глазами.

— Дама вашего сердца, — Геральт ледяным тоном развеял тщетные ожидания рыцаря, — кем бы она ни была, несомненно, самая прекрасная и самая желанная девица от Яруги до Буйны.

— Слово чести, — пробурчал рыцарь. — Вы абсолютно правы, милостивый государь.

Светловолосая девушка в кожаной, густо усеянной серебряными кнопками куртке изрыгала посредине улицы все ранее съеденное и выпитое, согнувшись в три погибели и держась за стремя кобылы цвета непромытой гречки. Два дружка девицы, точно так же выряженные, с мечами на спинах и повязками на лбах, нечленораздельно осыпали ругательствами проходящих мимо людей. Оба были более чем нетрезвы, нетвердо стояли на ногах, бились о бока лошадей и перекладину установленной перед заезжим двором коновязи.

— А нам обязательно туда входить? — спросил Лютик. — Внутри этого, хе–хе, «заезженного дворца» может оказаться множество столь же милых отроков и отроковиц.

— Я условился здесь. Забыл? Это и есть заезжий двор «Под пастухом и квочкой», о котором говорилось в табличке на «Древе Познания Добра и Зла». На дубе том.

Светловолосая девушка согнулась снова, рыгнула спазматически и весьма обильно. Кобыла громко фыркнула и дернулась, повалив хозяйку и протащив ее через рвотину.

— Ну, чего таращишься, лаптежник? — пробормотал один из парней. — Ты, седой мерин?

— Геральт, — шепнул, слезая с лошади, Лютик. — Пожалуйста, не наделай глупостей.

— Не боись. Не наделаю.

Они привязали лошадей к коновязи по другую сторону ступеней. Парни перестали обращать на них внимание, принялись ругать и поносить проходящую по улице горожанку с ребенком. Лютик бросил взгляд на лицо ведьмака. То, что он увидел, ему явно не понравилось.

Первое, что бросилось в глаза после того, как войдешь в помещение, было объявление: «НАЙМУ КУХАРЯ». Второе — большая картина, намалеванная на сколоченном из досок щите, изображающая бородатое страховидло с окровавленным топором в руках. Подпись гласила: «КРАСНОЛЮД — ЗАСРАННЫЙ КАРЛИК ПРЕДАТЕЛЬСТВА».

Лютик опасался не без оснований. Практически единственными гостями заезжего двора — кроме нескольких достаточно набравшихся пьянчуг и двух тощих проституток с синяками под глазами — были несколько одетых в сверкающие кнопками кожи «отроков» с мечами на спинах. Их было восемь, обоего полу, но шум от них стоял как от восемнадцати. При этом они всеми силами старались перекричать и пересквернословить друг друга.

— Узнаю вас и знаю, кто вы такие, господа, — сказал хозяин, едва их увидел. — И есть у меня для вас сообщение. Вам надобно отправиться в Вязово, в корчму «У Вирсинга».

— Ооо, — повеселел Лютик. — Это славно.

— Кому славно, тому славно. — Хозяин снова взялся протирать фартуком кубки. — Брезгуете моим заведением? Воля ваша. Но я вам скажу: Вязово — краснолюдский квартал, нелюди там обретаются.

— Ну и что с того? — прищурился Геральт.

— Оно, конечно, вам, может, и все равно, — пожал плечами хозяин. — Потому как тот, что вам известие оставил, краснолюд был. А ежели вы с такими якшаетесь… ваше дело. Ваше дело, чья вам компания мильше.

— Мы не особо привередливы в смысле компании, — бросил Лютик, движением головы указывая на орущих и хватающих друг друга за грудки мальчишек в черных курточках с перевязанными платками прыщавыми лбами. — Но такая, как эта, нам не очень по душе.

Хозяин отставил протертый кубок и окинул их неприязненным взглядом.

— Надо быть снисходительными, — бросил он поучающе. — Молодежи надо вышуметься. Есть у нас такое выражение: молодежи надо дать вышуметься. Война их обидела. Отцы погибли…

— А матери гуляли, — договорил Геральт голосом, ледяным как горное озеро. — Понимаю и полон снисходительности. По крайней мере стараюсь. Пошли отсюда, Лютик.

— Ну и идите, мое вам почтеньице, — сказал без всякой почтительности хозяин. — Но чтоб потом не вякали, дескать, я вас не упреждал. В нонешние времена в краснолюдском районе запросто можно шишку набить. При случае.

— При каком случае?

— А я больно знаю? Мое это дело, шишки, что ли?

— Пошли, Геральт, — поторопил Лютик, краем глаза видя, что обиженные войной юнцы, те, которые еще сохранили толику сознания, посматривают на них слезящимися от фисштеха глазами.

— До свидания, хозяин. Как знать, может, еще когда–нибудь забежим на минутку. Когда уже не будет при входе этих надписей.

— И которая же из них не пришлась вашим милостям по вкусу? — насупился хозяин, задиристо подбоченясь. — Э? Может, та, что о краснолюдах?

— Нет, та, что о кухаре.

Трое «отроков», заметно покачиваясь, поднялись из–за стола с явным намерением загородить им дорогу. Девушки и два парня в черных курточках. С мечами за спиной.

Геральт не замедлил шага, шел, а лицо и глаза у него были холодные и совершенно равнодушные.

Сопляки почти в последний момент расступились, попятились. Лютик почувствовал, как от них несет пивом, потом и страхом.