Валентин Маслюков - Рождение волшебницы

— Битый кувшин два века живет, — молвила Милица, перегибаясь со своего сидения, чтобы видеть подробности. — Прошу вас, государь… Господа дума, прошу всех вернуться к заседанию. Трон Шереметов никому не дано поколебать! Эта мелкая починка дело столяра, а не государственных мужей. Полно вам… дедовские сказки. Вернемся к делу. Несчастный мальчик, — она указала на распростертого Святополка, возле которого бестолково причитала Лебедь и кое-кто из думцев. — Отнесите его на свежий воздух. Уксус — виски растереть. И похлопать по щекам. Живее!

Дворяне со слегка очнувшимся Святополком на руках протиснулись в узенькую полукруглую дверцу, перепуганная Лебедь с ними.

Любомир, тиская острый кусок дерева, бледный и потерянный, присел на краешек трона. Блуждающий взор его неизменно возвращался к следам крушения — обломкам и мелкому дрязгу на ступенях подножия.

— Господа дума! — сказала Милица. — Великий государь Любомир Третий желает выслушать ваше мнение. — Она покосилась на супруга и тот, рассеянно коснувшись лба, как человек, тщетно пытающийся припомнить нечто ускользающее, кивнул.

— Господа дума! — сказал он.

Но сколь долго ни ждали бояре продолжения, за этим ничего не последовало. Любомир молчал.

Юлий стоял под звездчатым сводом палаты опять один.

— Прошу высказываться! — сломала тягостную тишину Милица.

Бояре только переглядывались. А когда Любомир назвал нескольких человек по именам, отозвались неразумением и недостатком понятливости, необходимой в столь запутанном и ответственном деле. Иные, впрочем, склонялись к мнению, что разумно было бы вовсе отложить вопрос о престолонаследии. Прозвучало весьма тонкое соображение насчет того, что отречение княжича не имеет законной силы, поскольку последний не был еще объявлен наследником… Хороший или привычный наблюдатель (а таковыми и были в подавляющем большинстве члены думы) заметил бы по некоторым признакам, что великие государь и государыня благосклонно принимают взвешенные и всесторонне обставленные суждения бояр.

— Рукосил! — сказал Любомир, перебирая взглядом людей. — Предки твои прославились отвагой в сражениях и в речах.

— Благодарю, великий государь, — ответствовал Рукосил, вставая. — Род мой восходит к Могутам, которые в пятьсот девяносто первом году от воплощения господа нашего Рода призвали себе на помощь Шереметов.

Это был статный молодец лет тридцати или тридцати пяти, одетый, наверное, слишком вольно для Звездной палаты, где приняты были прадедовские кафтаны и шубы, но безупречно с точки зрения последних придворных поветрий. Алые штаны облегали его тугие икры и ляжки. Отороченное узкими полосками меха очень короткое полукафтанье, смурое с искоркой, едва опускалось ниже перехваченного в поясе стана. Выразительное лицо окольничего, отмеченное печатью страстей, окаймляли молодые, без единой серебряной нити кудри. Но острая бородка при бритых щеках, завершая образ, возвращала к мысли о зрелых летах и, может статься, свидетельствовала о природных наклонностях Рукосила, в ухватках которого мнилось нечто утонченное.

— Говори, Рукосил, — все тем же утомленным, несчастным голосом, как бы через силу, продолжал государь. Казалось, происходящее не особенно его занимает. — Говори, как подобает потомку Могутов, ничего не бойся. Всецело полагаюсь на твое суждение.

Не слишком ли много обещано? Милица покосилась на супруга, и это мимолетное удивление было внятно поднаторевшим в дворцовых хитростях мужам. Не ускользнуло оно и от Рукосила.

— Великий государь и государыня, — после некоторого промедления начал он и сильно, и смело. — Тень гнусного преступления, жертвой которого, несомненно же, пал легковерный княжич, надежда наша, наследник Громол… тень эта опустилась на всех обитателей дворца и на весь Вышгород. Зловещая тень покрыла собой и великую государыню Милицу.

С этого мгновения свободно текущая речь Рукосила звучала в полнейшей, почти судорожной тишине. Сжимая бердыши особенно строго и неприступно, застыла стража в белых кафтанах. Подвинувшись, напряженно внимал Любомир, и подалась вперед Милица, не сводила с окольничего пылающего взгляда.

— Сегодня днем, — (каждое слово в устах Рукосила казалось теперь вызовом), — проезжая сам-шёст через Толпень в думу, я подвергся нападению черни. Всякая работная сволочь. Они швыряли камни и, сколько можно было разобрать из диких выкриков, требовали повесить великую государыню как ведьму.

— Ты им заткнул рот? — быстрым шепотом спросила Милица.

— Разумеется! — возразил Рукосил. — Они остались на мостовой, подавившись гнилыми словами. Однако, молву не подстрелишь, как несколько зарвавшихся мужиков. Если мы сейчас уступим черни Юлия — виноват он или нет, — то следующей жертвой народной злобы станет благоверная государыня Милица.

— Забываешься, Рукосил! — обронила она, резко откинувшись на спинку трона.

Приложивши руку к груди, окольничий отвесил низкий поклон.

— Я полагаю, — продолжал Рукосил, — что княжич Юлий за смертью брата должен быть объявлен наследником престола. Далее я полагаю, что наследник престола княжич Юлий — чтобы пресечь раз и навсегда лишние разговоры — может быть поручен государыне Милице под особую личную опеку.

— Что ты имеешь в виду? — поморщился Любомир.

— Великий государь, — без смущения возразил Рукосил, — если наследник престола княжич Юлий безвременно скончается от той или иной случайной причины, все заговорят о происках благоверной государыни нашей Милицы…

— Дальше! — не сдержавшись, подстегнула она.

— …Ваши доверенные, приближенные люди, государыня, в небольшом числе, из самых верных… они могли бы взять на себя заботу о безопасности наследника. Разумеется, обеспечить безопасность здесь, в Вышгороде, будет не просто. Наследника следует поместить в отдаленном и малодоступном месте с тем, чтобы никто из посторонних не имел к наследнику доступа.

Да ведь это тюрьма! То, о чем толкует Рукосил, называется тюрьма, сообразил Юлий. Теперь он окончательно перестал понимать, на чьей стороне окольничий.

Милица задумчиво коснулась пальчиком свежих розовых губок.

— Вы хотите, Рукосил, возложить на меня непомерную ношу.

— Безопасность наследника прежде всего! — счел нужным заметить Любомир.

— Разумеется, государь, — поклонился Рукосил. — Так же, как доброе имя государыни.

— Что вы надумали? Я никуда не поеду! — заявил Юлий, не зная, однако, от чего защищаться.

Любомир окинул его пустым взглядом.

— И конечно, я хотел бы время от времени видеть своего сына и наследника, — сказал он как о деле решенном.

— Безусловно, государь! — встрепенулась Милица. Они прекрасно понимали друг друга. — Лишние переезды опасны для наследника. Но раз в год мои люди будут привозить княжича ко двору.