Гай Кей - Поднебесная

Пустыни убивают; эти степи питают жизнь. Нетрудно догадаться, какая земля рождает более закаленных, более достойных людей, не так ли?

Тадзэк стал бы отрицать, если бы кто-нибудь назвал его обозленным. И все же, если говорить о том, кто чего достоин, можно привести в пример самого себя. Потому что командование всего пятьюдесятью солдатами Шестой армии Катая явно не говорит о должном уважении к нему. Дуи — это ничто. К этому времени он уже должен был командовать двумя сотнями, и даже большим числом солдат.

Правда, катайцы и их империя кормили и одевали его с пятнадцати лет, а также поставляли женщин и вино (хотя чаще — кумыс) солдатам, несущим службу вдоль Стены. Кроме того, он не погиб в песках пустыни, как его отец и два брата.

Служить императору Катая — это образ жизни, и не худший. Но конечно, любой человек, достойный так называться, хочет возвыситься, переместиться ближе к центру. Какой человек может подойти так близко, посмотреть и сказать: «Хватит того, что я имею. Больше мне не нужно»?

Во всяком случае, Тадзэк был не таким человеком.

Прибавьте сюда тот факт — это отражено в его послужном списке, — что он три раза, без жалоб, соглашался на двойную смену по шесть месяцев в сторожевых крепостях степи. И следует признать, что командиры в Шестом округе либо что-то имеют против него лично, либо они слишком некомпетентны и не видят человека, заслужившего повышение по службе.

Не то чтобы он озлобился.

Отчасти проблема в том, что рыхлые любители овец из степей в последнее время чересчур притихли. Богю стали подданными императора, продавали ему коней на весенних ярмарках у излучины реки, просили вмешательства Катая в свои распри, но их стычки были слишком незначительными, чтобы опытные солдаты могли принять в них участие и получить повышение.

Шуоки были более вздорными, и крепости на их землях — Ближний форт и Дальний форт, как называли их солдаты, — принимали участие в некоторых битвах. Кочевники здесь даже пытались прорваться в слабых местах Стены и устроить набеги. Это было ошибкой, и они за нее поплатились. Но в этих двух сторожевых крепостях и на Стене за ними служили солдаты Седьмой армии Рошаня, поэтому слава (и упоминание в списках отличившихся) после этих боев прошла мимо Тадзэка Кажада и его сослуживцев из Шестой армии.

Воины Шестой армии наблюдали за торговлей лошадьми, выслушивали слезные жалобы по поводу набегов на овец от одного тошнотворно пахнущего племени на другое и пропускали длинноволосых всадников богю с мехами и янтарем на базары Синаня или Еньлина.

Все это было предсказуемо, безопасно и невыносимо скучно.

До того, когда, четыре дня назад, командир дуй Тадзэк Кажад получил срочный приказ взять свои пятьдесят человек, повести их на восток и занять позицию на сторожевом посту и на башнях к югу от Ближнего форта.

Другие офицеры и солдаты отправились вместе с ними, но некоторые остановились раньше, а некоторые двинулись дальше на восток, уменьшая численность их собственных сторожевых постов. По дороге многих из них догнали другие приказы, что вызвало замешательство. Не было никакой очевидной необходимости двигаться быстро.

Потом стало известно, что солдат Седьмой армии, стоящих вдоль стены, отозвали. Всех. Они ушли. Ворота и сторожевые башни между воротами остались незащищенными. Это было почти немыслимо.

Никто не сказал им почему. Ни один старший офицер (по крайней мере, в Шестой армии) не дал бы себе труда что-то объяснить младшему по рангу офицеру, у которого в подчинении всего пятьдесят солдат.

И также никто не объяснил, почему всего два дня назад гарнизоны солдат Седьмой и Восьмой армии, стоявшие в Ближнем и Дальнем фортах, выступили пешим и конным строем обратно, на юг. Обе армии вместе, тысячи и тысячи людей, прошли через ту секцию Стены, которую теперь охранял Тадзэк. Они исчезли за завесой пыли, которая потом оседала все утро, оставив после себя призрачную, пустую тишину.

Когда проходили эти гарнизоны, солдаты спрашивали у них, что происходит. Те не знали. Они никогда не знали.

И хотя военные почти всегда жили в состоянии неведения и люди привыкали к этому, бывали такие моменты, когда внезапные и меняющиеся приказы могли сбить с толку даже самых суровых и стойких младших командиров. Даже командира, в жилах которого течет кровь западной пустыни.

Именно так подействовало зрелище приближения Седьмого и Восьмого гарнизона, прохода их мимо и исчезновения на юге на Тадзэка Кажада.

Он ощущал себя беззащитным, глядя на север. Он командовал важными, незнакомыми воротами, у него было очень мало людей, и сейчас он находился над землями шуоки. Пусть мужчина хочет получить возможность сразиться с варварами и завоевать себе репутацию, но если кочевники нападут прямо сейчас, в любом количестве, он и его люди окажутся в очень трудном положении. А так как обе крепости опустели, существовала большая вероятность, что шуоки действительно появятся, хотя бы для того, чтобы посмотреть, что здесь происходит. Тадзэку даже не хотелось думать о том, что они могут сделать с этими двумя крепостями. Не его проблема, пока кто-нибудь не сделал ее его проблемой.

Он стоял на закате в деревянной караулке и смотрел на восток и на запад, вдоль то поднимающейся, то опускающейся Длинной стены Катая, исчезающей из виду в обоих направлениях. Для ее строительства в этом месте, над степью, использовали утрамбованную землю, зажатую в деревянные рамы и смешанную с известью и гравием, которые доставляли на север на повозках. Ему говорили, что там, где Стена взбиралась на горы по скалам, использовали камни.

Это было ошеломляющее достижение, о котором трудно даже думать. Говорили, что стена тянется на шесть тысяч ли. Говорили, что четыреста тысяч человек умерло во время ее строительства и перестройки в течение столетий. Тадзэк верил в последнее утверждение.

Он ненавидел Стену. Он прожил двенадцать лет своей жизни, охраняя ее.

Один из его людей что-то сказал, указывая рукой на север. Тадзэк посмотрел в направлении пальца этого человека.

К воротам приближались два торговца. Они еще были далеко, за ними тянулась цепочка коней. Здесь, в землях шуоки, это было необычно. Это богю ездили туда-сюда, это они весной приезжали на встречу у излучины Золотой реки, куда приводили тысячи лошадей. Их покупали и уводили на юг для бесконечных нужд Катая.

Шуоки торговали менее регулярно. Часто товаром были украденные ими кони, в основном — у тех же богю. Тадзэк не удивился бы, если сейчас был именно такой случай. Когда эти двое приблизились, он увидел четырех коней в дополнение к тем двум, на которых они скакали. Теоретически он мог арестовать этих будущих продавцов, передать их на суд племени (который никогда не был приятным) и оставить коней в качестве платы за причиненные катайским солдатам неудобства.