Гай Кей - Поднебесная

— Десять из них, — быстро ответила она. — Если вы захотите сделать мне подарок в награду за компанию на этой дороге и очищенные для вас личи. Я хочу обучить их танцам. Мне говорили, что это возможно. Но что мне делать с большим количеством? Вести их на войну?

— Тогда… тогда наверняка император? Я отдам сардийцев непосредственно Сыну Неба.

— Вам действительно хочется от них избавиться, да? Нет. Подумайте, Шэнь Тай. Наш прославленный император не может быть в долгу перед своим подданным. Долг повелевает ему проявить наивысшую щедрость. Ему придется возвратить вам больше, чем вы ему подарите, или покрыть себя позором в глазах всего света. Вы владеете б о льшим количеством таких коней, чем Катай в любой момент истории. Сын Неба должен наградить вас, как только вы приедете. А если вы еще и подарите ему коней…

Тай вдруг пожалел, что не повернул на юг. Сейчас бы он ехал домой по знакомой дороге. Ведь не все люди должны слышать десять тысяч шумов, видеть клубы пыли, участвовать в дворцовой борьбе, в управлении миром?

Он закрыл глаза. Не самое мудрое решение. Ее ступня немедленно шевельнулась, словно она этого ждала. Пальцы ноги согнулись у него на бедре. Если они продвинутся еще чуть дальше… Тай быстро открыл глаза.

— Вы когда-нибудь занимались любовью в паланкине? — простодушно спросила Вэнь Цзянь. Ее огромные глаза под идеальными, нарисованными бровями смотрели прямо в его глаза. — Это можно устроить. — Она пошевелила ножкой.

У Тая непроизвольно вырвался какой-то звук.

Прямота. Он уже решил придерживаться этого.

— Моя госпожа, — сказал он, — вы заставляете сильно биться мое сердце. У меня во рту пересохло от желания. Я понимаю, что вы играете со мной, как кошка, а я всего лишь хочу выразить почтение вам и императору.

Снова улыбка:

— Вы понимаете, что я… играю, правда?

Он кивнул, слишком поспешно.

— И это моя единственная цель, вы так решили?

Он уставился на нее, не способный говорить.

— Бедняга! Вам поможет личи? От сухости…

Тай рассмеялся, не сумев сдержаться. Выражение ее лица было воплощением озорства. Секунду назад она деловито объясняла ему дела империи и мира, а теперь наслаждается своей красотой и властью, которую та дает ей.

Цзянь взяла и очистила еще один плод, не дожидаясь его ответа. Протянула ему. Их пальцы соприкоснулись. Она сказала тихо:

— Я вам уже говорила, что император, да живет он вечно и в радости, знает, что я здесь. Знает, что вы со мной. Он спросит у меня в Ма-вае, проявляли ли вы уважение, и я скажу ему, что проявляли, потому что это правда. Теперь вам легче?

Тай много кивал головой и встряхивал ею за время их встречи. И опять кивнул.

Она продолжала:

— Я приказала, чтобы семье вашего солдата выплатили компенсацию. Мой помощник управляющего получил распоряжение это сделать до того, как он займется своими делами и покончит с собой.

Он уже забыл об этом. Тай откашлялся.

— Могу ли я просить, милостивая госпожа, оставить жизнь управляющему? Уцзянь Нин, мой солдат, и моя телохранительница… оба проявили агрессивность, защищая меня и моего коня.

Она снова выгнула брови:

— Просить вы можете. Но я не согласна. Этим утром все сделали неправильно. Это плохо отразится на мне и на троне. — Она выбрала следующий фрукт. — Очень скоро мы доберемся до того места, где нас ожидает карета, ваш конь и ваши спутники. Вы поедете в Ма-вай, сопровождая меня. Мне нравится паланкин, но не для долгих путешествий. А вам он понравился?

Тай опять кивнул. Потом спросил:

— Высокочтимая госпожа… Мне кажется, мне понравилось бы находиться в любом месте, где находитесь вы.

Неторопливая улыбка, казалось, выражает искреннее удовольствие (хоть он и не мог быть в этом до конца уверен).

— У вас достаточно льстивый язык, Шэнь Тай. Как я уже говорила, возможно, вы выживите во дворце.

— Вы мне поможете? — спросил Тай.

Он не знал, что собирается это сказать.

Выражение ее лица изменилось. Она посмотрела на него.

— Не знаю, — ответила Вэнь Цзянь.

Вскоре они остановились в том месте, где — когда раздвинули желтые занавески — он увидел действительно поджидающую их карету. На ней тоже были великолепные перья зимородка.

Рядом с ней на дороге (уже не на имперской, она свернули с нее на северо-восток) Тай увидел Цяна, Сун и своих солдат на конях, и беспокойного, великолепного Динлала.

Он дал своему коню личи, чтобы попросить прощения, и сел в седло.

Теперь отряд двигался не быстро, они ведь сопровождали карету. Дул западный ветер. Солнце поднималось все выше, пели птицы. Впереди они видели зеленые холмы. К ним они и направлялись. То были поросшие лесом склоны, где раскинулись самые роскошные загородные поместья аристократии Синаня. Округ под названием Пять Гробниц, недалеко от места, где находятся захоронения предыдущего императора и его предков, и гораздо большая гробница, которую император Тайцу (да живет он еще тысячу лет) строил для себя.

Когда они достигли подножия первых холмов, то миновали большую гостиницу при почтовой станции на этой дороге с северо-востока на юго-запад. Потом подъехали к маленькому озеру, окруженному деревьями, — месту, славящемуся горячими источниками и целебными водами. На западной стороне озера стояли шелковичная ферма и каньлиньское святилище, а на другом берегу лежал Ма-вай.

Ли-Мэй потеряла представление о том, как долго они уже едут. Пять дней? Ландшафт оставался безжалостно неизменным. С приближением лета травы стали очень высокими, в них мало тропинок и дорог. Время теряет четкость. Ей это не нравится. Она всю жизнь прожила, предвидя возможные варианты, зная, что происходит, куда она идет. И влияла на то, куда она идет, в той степени, в какой только могла.

В этом она очень похожа на своего старшего брата, но ей трудно в этом признаться.

Она умеет ездить верхом. Ее учили этому в детстве, потому что ее отец считал это важным, даже для девочки. Но проводить столько времени верхом, день за днем, ей тяжело, а Мешаг не склонен часто отдыхать.

В конце каждого дня у нее все болит, а на следующее утро она чувствует себя измученной после беспокойного сна под звездами, на холодной земле. Она надеется, что эти неприятные ощущения пройдут.

Ли-Мэй ничего не говорит об этом, но понимает, что он знает. У нее такое ощущение, что из-за нее они едут медленнее, чем ему хотелось бы. Она сама пытается сократить время привалов, первой поднимается, но Мешаг в таких случаях просто не обращает на нее внимания. Он пускается в путь только тогда, когда готов сам или, скорее всего, когда считает, что готова она.

Но он сказал тогда, в пещере (другой мир, где она убила человека), что его брат будет их преследовать, с шаманами, и ей ясно: кем бы ни стал Мешаг, сын Хурока, какую бы темную связь он не имел с волками, с глушью, с духами, он не хочет, чтобы шаманы их поймали. Несомненно, ради ее блага, но, возможно, и ради своего собственного.