Елена Звездная - Игрушка императора

Без иронии или насмешки — просто констатируя факт, который и вождя Лесного племени приводил в отчаяние.

Какой-то маленький орчонок, вырвавшись из объятий матери, со всех ног бросился к вождю, подбежал, схватил бледную ладошку умирающей девушки и закрыл глаза. С изумлением Араэден проследил за тем, как магия жизни течет по мохнатой лапке… но гаснет, едва коснувшись руки Катрионы.

— Pax уходить, — прорычал вождь Джашг.

Маленький орчонок испуганно взвизгнул, а потом надрывно заревел, не скрывая своего горя. Один из младших вождей подошел, забрал малыша.

А Джашг думал. Напряженно и старательно искал путь спасения.

Затем задал вопрос:

— Яд иметь противоядие?

— Нет, — глухо ответил тот, кто изобрел его много лет назад. Для другого мага жизни, не оставив ему и шанса на выживание.

— Ледяной свет нести много зла, — прорычал Джашг.

— Ее время на исходе, — тихо напомнил Араэден.

— Ледяной свет отдавать силу, исправлять зло! — вождь пристально глядел на императора.

Пристально и вместе с тем с мольбой. Джашг видел, что сам спасти дочь не в силах.

А великий кесарь понимал, чем ему грозит подобное. Понимал отчетливо. Осознавал слишком хорошо, чтобы совершить подобную ошибку второй раз в жизни. И вновь ради женщины. Но тогда он сомневался, а сейчас… один взгляд на бледное лицо и уверенный ответ:

— Я согласен.

Вынесение приговора самому себе на этот раз далось почему-то невероятно легко.

Свет. Свет настойчиво мешал спать! Свет словно проникал отовсюду, выдирая из спасительной тьмы и вынуждая принять хоть какие-то меры к задергиванию штор. Пришлось открыть глаза и осмотреться.

Я находилась в спальне… не своей. Здесь было слишком светло, да и окна в полстены имелись только в покоях кесаря… Испуганная собственной сообразительностью, проворно вскочила с постели, и перед глазами стремительно потемнело, а я начала проваливаться куда-то в пропасть…

— Сообразительная моя, — сильные руки императора обняли за плечи, а после он и вовсе прижал к себе, пережидая момент моей слабости. В голове немного прояснилось, а кесарь насмешливо произнес: — Нежная моя, и чем же тебя так не устраивает супружеское ложе?

Попыталась ответить и поняла, что не в силах. Горло саднило, нестерпимо хотелось пить, а еще какая-то мысль настойчиво билась в сознании.

— Шшш, молчи, — меня осторожно уложили обратно.

А после все тот же кесарь подошел к столику у окна, налил воды в высокий бокал и с ним вернулся ко мне. Попыталась приподняться, но он не позволил:

— Я сам, — и приподнял, и поднес бокал к губам, и терпеливо подождал, пока я соизволю напиться. — Твое комментирование всех моих действий забавляет.

Кесарь вновь опустил меня на подушки и вернул бокал на стол… сам. Без магии. И что-то меня в этом настораживало…

— Что именно? — император Араэден придвинул стул ближе, вольготно устроился на нем, закинув ногу на ногу и уставившись своими почему-то не сверкающими глазами на меня.

— Что произошло? — тихо спросила я, радуясь обретению голоса.

В ответ — странная улыбка и абсолютное безмолвие.

— Не молчите, — попросила я.

И кесарь все же поведал:

— Тебя пытались отравить, нежная моя. — Он вновь улыбнулся… ласково. Мне вдруг стало жаль тех, кто пытался… — Поздно, — обрадовал супруг, — там жалеть уже некого.

Затем кесарь ласковым тоном, от которого кровь стыла, сообщил:

— Семь суток, нежная моя. Считай это наказанием за беспечное отношение к собственной безопасности.

Нервно сглотнув, я все же поинтересовалась:

— Семь суток чего?

— Ареста, — все с той же ласковой улыбкой ответил кесарь. — И не сметь покидать пределы моей спальни.

Что?! Нет, я, конечно, слышала о любовницах кесаря, которым было приказано не покидать пределов его спальни. Да что там слышала — одну из жертв темпераментности некоторых бессмертных я видела воочию! Но я ему не любовница!

И ярость вытеснила странную слабость, которая словно сковывала все тело.

Стремительно вскочив, я рванулась к двери, отчаянно проклиная кесаря, идиотизм всей ситуации и то пренебрежение, с которым он посмел отнестись к собственной супруге! Я, между прочим, — императрица всей Прайды, а не продажная девка! Да я…

— Императрица моя, — совсем ласково произнес кесарь, едва я схватилась за дверную ручку, — еще один шаг, и я устрою тебе путешествие к обломкам Оитлона!

Осознание собственного бессилия накатило одновременно с ощущением абсолютной слабости. На пол я начала сползать там же, а вот сознание потеряла, едва кесарь подхватил меня на руки…

Последующие семь суток тянулись невероятно долго. И если первые два дня я почти постоянно спала, то с третьего уже маялась от безделья.

Еду мне приносил кесарь! Причем собственную, ту самую, протертую до пюреобразного состояния рыбу и коренья. Поначалу кормил, после оставлял на столике у окна и молча уходил. За все эти дни не было сказано практически ни слова. На ночь меня оставляли одну, но попыток уйти я не предприняла ни единой. Слишком хорошо мне была известна пренеприятная черта характера императора — он всегда держал данное слово.

К исходу седьмых суток я, нетерпеливо притоптывая, стояла у окна и осуждающе смотрела на заходящее солнце. Осуждение мое имело причины — солнце совершенно безобразным образом медлило! А мне просто жизненно необходимо было покинуть наконец место собственного затворничества и узнать, что происходит в государстве. О Великий Белый Дух, шенге, Свейтис, Райхо и, конечно, мой несносный рыжий уже каждую ночь снились! Я не просто соскучилась, я истосковалась.

Чуть слышно скрипнула дверь. Обернувшись, увидела входящих с подносами служанок. Едва не бросилась к ним навстречу и сама поразилась своему желанию. Вот что значит все эти дни не видеть ни единого человеческого лица. Просто кесарь — не человек.

— Рад, что ты это понимаешь! — император появился вслед за служанками. — Нежная моя, до утра ты здесь.

Мой разочарованный стон огласил апартаменты кесаря.

— Степень твоего ликования я уже осознал, тоскующая моя, — раздраженно произнес император.

Не думать, не думать, не думать… Однако стоило взглянуть на супруга, как мысли хлынули потоком, — глаза императора вновь ярко сверкали. Даже ярче, чем прежде, и в полумраке комнаты, что уже не освещалась лучами заходящего солнца, это было особенно заметно. Не думать, не думать, не думать… я подумаю об этом завтра, когда буду разбирать все накопившиеся за прошедшие сутки вопросы!

Служанки накрыли стол, изобразили реверансы и так же молча покинули нас. Я осталась стоять у окна, вглядываясь в последние отблески заката… Дохлый гоблин! В своих мечтах я уже мчалась к Свейтису выяснять, что же там произошло, эта неутоленная жажда любопытства выводила из себя!