Юлия Славачевская - Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи

— Пезни? — переспросил русоголовый оруженосец. — Копыло шварк «пезни»?

— Темнота! — пожалела я бедного. — Песни — это… «Милая моя, солнышко лесное…» — загорланила от души, размахивая рогом.

— Ту-ту уду? — встревоженно подошел к нам один из рыцарей.

Мужественный блондин с синими глазами и ямочкой на подбородке был так хорош, что я застыла на полуслове, но потом опомнилась и снова обиделась:

— Сам ты «ту-ту»!

— О! — обрадовался блондин. — Лапуся хвыр ту-ту!

— Приплыли! — Настроение стремительно падало вниз по причине языкового барьера. Откуда я знала, что в их языке значило «ту-ту» и почему они не говорят по-русски, будучи в нашем, русском же лесу? Может, вражеские диверсанты? Ага, в униформе тевтонских рыцарей! Или завезли каких-то дятлов из глуши по обмену опытом?

А где тогда переводчик? Или толмач в лесу им не нужен? В самом деле, оленям, что ли, переводить? Кто ж знал, что я им на жизненном пути попадусь? Места глухие, разумом не тронутые… пардон, цивилизацией не испорченные. Все же как-то странно. И чем дальше, тем сложнее разобраться. Но должно быть хоть какое-то разумное объяснение? Или нет?

Из моих рук вывалилась и со звоном упала глиняная кружка, разбиваясь на черепки.

— Девка безрукая! — ухватился за новый повод слегка подрать глотку господин Бормель, который вообще иначе как криком обычно не разговаривал. Считал, гм, ниже своего достоинства и вырабатывал командный голос.

Когда-то на заре карьеры, в далекой юности, трактирщик пару месяцев прослужил в армии Сегала наемником, пока его не вытурили за лень и несоблюдение приказов. Зато за весьма короткое время господин Бормель сумел завязать тесные дружеские отношения с интендантом и хорошенько нажиться на продаже фуража и обмундирования. Это по секрету однажды поведала кухарка, когда в очередной раз изливала необъятную душу и открывала мне глаза на неприглядные замашки благоверного. Да-да, трактирщик пользовался немалым спросом у незамужних дам и весьма высоко котировался!

Городок, в котором я обосновалась чуть больше года назад, был маленьким, и практически все жители друг друга знали. Если не по именам, так в лицо. Вот меня уж точно знали все!

Во-первых — потому что рыжая, а это в северных краях редкость. Рыжая масть гораздо чаще встречалась на юге страны, а там, где я сейчас обреталась, моя грива производила впечатление хэллоуинской тыквы. Вроде предмет привычный, но поглазеть все же стоит: вдруг оживет и напугает!

Во-вторых — я пришлая и сумасшедшая. Об этом шептались на всех углах. Даже не скрываясь. Чего уж там стесняться, если нормальная взрослая девка понятия не имеет о местном укладе, законах и ничего не умеет делать? К слову сказать, я пробовала себя на разных работах, в основном — сельскохозяйственных.

Мда-а… после нескольких несчастных случаев на производстве пришлось навсегда забыть о карьере селянки. Мне с трудом удавалось справиться с вилами; я чудом не зарезалась серпом; едва не утопла в колодце, когда наклонилась за ведром и упала вниз; за мной гонялся взбешенный бык, которого я по неопытности приняла за корову и попыталась доить. А я виновата, что было темно и он ко мне задом стоял?

Ну и, в-третьих — я работала в трактире, куда, так или иначе, наведывался весь город. Мужья — за выпивкой и девками, жены за мужьями и за девками (за волосы потаскать для профилактики), приезжие — за комплексным набором услуг: выпивкой, девками и ночлегом. И так далее…

Так что меня знали все не только в городе Фряале (милое название, правда?), но и в близлежащих селах. А после ярмарки… вспоминать страшно…

— Ты долго еще будешь возиться? — стенал над моей невинной душой мстительный призрак буржуазии в лице господина Бормеля. — Пора спать! — И, чтоб не портить впечатление от своих слов, широко зевал так, что в рот могла залететь не муха, а целый отряд летучих мышей.

— Дык идите, — проскрипела я, прилежно заканчивая бесконечно нудную домашнюю работу. Недоуменно фыркнула: — Кто ж вам мешает?

Такая перебранка у нас случалась всякий раз. Господин Бормель путал прислугу со святым духом: та должна, по его мнению, убирать все по мановению руки и после сего действа бесследно испаряться. Я же необходимыми идеальными качествами не обладала и по воздуху летать не умела, поэтому приходилось по старинке, на своих двоих.

Что же касалось оплаты… здесь он меня существенно повысил и вообще приравнял к Мари… Мори… все забываю ихнего религиозного покровителя. Факт тот, что, по легенде, мужик питался святым духом; и мой хозяин тоже наивно полагал, что платить подавальщице, мойщице посуды и уборщице в моем лице не нужно, а есть мне и вовсе не обязательно — баловство одно, перевод продукта.

— Ты! — повысил громкость трактирщик. — Мне нужно дверь запереть! Убирай все и выматывайся. А стоимость кружки я вычту…

— Эй, придержите коней! Ничего не выйдет, вы мне ни шиша не платите! — напомнила я. — Я за харчи тут тружусь и из любви к искусству.

— Ах, да! — с глубоким внутренним сожалением вспомнил о нашем договоре эксплуататор. Тут же ловко вывернулся: — Тогда придешь завтра на час раньше!

— Так, может, мне вообще не уходить?.. — ненавязчиво поинтересовалась я, прикидывая, стоит ли нынче спорить с работодателем или послать прямым текстом сразу по далекому, но надежному и проверенному маршруту, давно известному каждому русскому товарищу? Решила не рисковать.

Собрала крупные черепки, смела мелкую крошку и, залив грязную посуду мыльной водой, была готова на выход. Трудовой подвиг плавно перешел в отдых, чтобы закончиться не начавшись. На сон мне оставалось около шести часов, включая дорогу к бабульке и обратно. Завтра труба снова протрубит в бой за право выживания под солнцем.

У меня здесь не было отгулов, воскресных и праздничных дней, выходных, больничных и отпускных. Мне приходилось вваливать полной мерой, чтобы обеспечить свое нищенское существование. И впереди ничего не светило. Накопить денег на свой собственный, пусть и маленький, бизнес не представлялось возможным. Замуж меня тоже вряд ли кто возьмет без солидного приданого. Разве уж если только кто-то совсем жадный: на охране сэкономить. Как говорится: «Сами кобели — и собаку завели!»

Я переобулась из трактирных сабо в уличные, на более толстой подметке. Накинув на плечи пуховую шаль, подаренную мне одной из сердобольных посетительниц (на самом деле, тетка облилась черничным соком и пожалела выбрасывать почти новую вещь), я неохотно потопала к выходу. Было очень жаль себя. Еще я злилась на жадность нанимателя. По дороге добросердечная Магдалена сунула мне горшок с остатками постной похлебки. С благодарностью кивнув, я прижала еще теплую посудину к груди для дополнительного обогрева, зевнула и сонно шагнула в холодную ночь.