Корнелия Функе - Чернильная кровь

И правда, откуда? Мегги попыталась прикрыть сапоги подолом платья, но оно было слишком коротким.

— Мегги приехала издалека, — пояснил Фенолио, тоже вошедший на кухню и заметивший ее смущение. — Из очень дальних краев. Там есть даже люди с тремя ногами, а еще такие, у которых нос растет на подбородке.

Дети уставились сперва на него, потом на Мегги.

— Прекрати, ну что ты опять мелешь? — Минерва легонько хлопнула его по затылку. — Они же верят каждому твоему слову. Кончится тем, что в один прекрасный день, наслушавшись тебя, они отправятся на поиски всех этих сказочных мест, а я останусь без детей.

Мегги подавилась жирным молоком. Она на время забыла о доме, но слова Минервы вернули ее к ее тоске и нечистой совести. Вот уже пять дней, как она здесь, если она правильно считает.

— Уж эти твои истории! — Минерва протянула Фенолио кружку молока. — Как будто мало того, что ты им без конца рассказываешь про разбойников. Знаешь, что мне заявил вчера Иво? Вот вырасту и уйду к разбойникам! Он хочет стать таким, как Перепел! Представляешь, что ты наделал? Рассказывай им про Козимо — ради бога, и про великанов, и про Черного Принца с его медведем, но чтобы об этих разбойниках я больше не слышала, понял?

— Ладно, ладно, не буду, — буркнул Фенолио. — Только не вини меня, если мальчишка услышит где-нибудь песню о нем. Их все поют.

Мегги ничего не понимала из того, что они говорили, тем более что мыслями она была уже в замке. Реза рассказывала ей, что к стенам там лепится столько птичьих гнезд, что пение птиц иногда заглушает голоса комедиантов. Гнездятся там и феи, светло-серые, как кладка окружающих замок стен, потому что они слишком часто лакомятся человеческой едой, вместо того чтобы питаться цветами и ягодами, как их лесные сестры. А в садах внутри замковых стен якобы растут деревья, которые встречаются еще только в самом сердце Непроходимой Чащи. Их листья перешептываются человеческими голосами и в безлунные ночи предсказывают будущее, только слов никто разобрать не может.

— Хочешь еще что-нибудь?

Мегги вздрогнула, отрываясь от своих мыслей.

— Клянусь чернилами! — Фенолио поднялся и сунул младенца обратно на руки Минерве. — Ты что, хочешь ее немедленно раскормить, чтобы платье лучше сидело? Нам надо идти, а то мы пропустим половину. Герцог просил меня принести ему новую песню до полудня. Ты знаешь, он не любит, когда опаздывают.

— Нет, я этого не знаю, — ворчливо возразила Минерва. — Я-то не хожу к нему в замок, как к себе домой. И что заказал тебе наш повелитель на этот раз? Очередной плач по сыну?

— Да, они мне уже осточертели, но он хорошо платит. А ты бы предпочла, чтобы я остался без гроша в кармане и тебе пришлось искать нового жильца?

— Ладно уж, — ворчала Минерва, собирая со стола посуду. — Знаешь что? Герцог в конце концов загонит себя в гроб вздохами и жалобами, и тогда Змееглав пошлет на нас своих латников. И они слетятся сюда, как мухи на навоз, под предлогом, что должны защитить бедного сиротку — внука их правителя.

Фенолио повернулся так резко, что чуть не сшиб Мегги с ног.

— Нет, Минерва. Нет! — сказал он решительно. — Этого не будет. Нет, пока я жив — а я надеюсь прожить еще очень долго!

— Да неужели? — Минерва отодвинула масленку подальше от пальчиков своего сына. — И как ты собираешься этому помешать? Песнями о разбойниках? Ты что, правда воображаешь, будто какой-то болван в птичьей маске, изображающий героя, потому что наслушался твоих песен, сможет удержать латников под стенами нашего города? Герои кончают на виселице, Фенолио, — продолжала она, понизив голос, и Мегги почуяла страх за ее насмешливым тоном. — Может быть, в твоих песнях все иначе, но в жизни героев вешают. И самые красивые слова ничего тут не могут изменить.

Дети встревоженно смотрели на мать, и Минерва погладила обоих по голове, словно желая стереть собственные слова.

Но Фенолио только пожал плечами:

— Да ладно тебе! Ты на все смотришь слишком мрачно, — сказал он. — Ты недооцениваешь слова, поверь! Это могучее оружие, куда более могучее, чем ты думаешь. Вот спроси Мегги!

Но не успела Минерва и рта открыть, как он уже выпихнул Мегги за дверь.

— Иво, Деспина, пошли с нами! — крикнул он детям. — Я их приведу обратно в целости и сохранности! — добавил он, когда Минерва недовольно высунула голову им вслед. — Сегодня в замок соберутся лучшие комедианты со всей страны, из самых отдаленных краев. Ну как же ребятишкам не посмотреть такое!

Стоило Мегги и Фенолио ступить на улицу, их повлек за собой людской поток. Народ напирал со всех сторон — бедно одетые крестьяне, нищие, женщины с детьми и мужчины, о чьем богатстве свидетельствовали не столько великолепно расшитые рукава, сколько слуги, грубо расталкивавшие прохожих, чтобы проложить путь своим господам. Всадники гнали коней прямо через толпу, вдавливая людей в стены, портшезы застревали в массе тел, как ни ругались их носильщики.

— Ну и давка, хуже, чем в ярмарочный день! — крикнул Фенолио Мегги поверх голов. Иво пробирался сквозь толпу ловко, как ящерица, зато у Деспины был такой испуганный вид, что Фенолио посадил ее себе на плечи, чтобы девочку не затерли вконец животами и корзинами. Мегги тоже было не по себе от всей этой суматохи, толчков и пинков, сотен запахов и голосов, наполнявших воздух.

— Мегги, ты только посмотри! Здорово, правда? — с гордостью восклицал Фенолио.

Да, здорово. Все было так, как воображала себе Мегги в те вечера, когда Реза рассказывала ей о Чернильном мире. Она шла как оглушенная. Глаза и уши не могли воспринять и десятой части того, что происходило вокруг. Откуда-то донеслась музыка: барабаны, литавры, трубы… Улица вдруг расширилась и выплюнула всех теснившихся на ней под стены замка. Эти стены так мощно вздымались над жалкими домишками, словно их построили люди другой породы, чем те, что устремлялись сейчас к воротам. Вход охраняли вооруженные стражники, лучи утреннего солнца отражались в их шлемах. Плащи у них были темно-зеленого цвета, как и рубахи, надетые поверх кольчуги. И на плаще, и на рубахе у каждого красовался герб Жирного Герцога. Реза описывала его Мегги: лев на зеленом поле, в окружении белых роз. Однако герб изменился. Лев теперь плакал серебряными слезами, а розы вились вокруг разбитого сердца.

Большинство спешивших в замок стражники пропускали, лишь изредка они отпихивали кого-нибудь древком копья или кулаком в кожаной перчатке. Никто не обращал на это внимания, толпа продолжала протискиваться в ворота, и Мегги в конце концов тоже оказалась внутри толстых стен. Конечно, ей случалось бывать с Мо в старинных замках, но одно дело — проходить в ворота мимо киоска с открытками, и совсем другое — мимо вооруженной стражи. Стены выглядели здесь куда более грозными и неприступными. Глядите, словно взывали они к проходившим, как вы малы, беспомощны, хрупки!