Родерик Гордон - Ближе

— А это? — Эдди указал на две стопки формы защитного цвета, поверх которых лежали армейские противогазы. — У меня есть собственный противогаз, из амуниции Граничников.

— Эти лучше. РБХ последней модели.

Честер сокрушённо покачал головой:

— А про РБХ я не знаю.

— Радиация, биология, химия. Тройная защита. В любом случае внизу они будут необходимы. Помнишь, что случилось с Уиллом, когда он прошёл через Вечный город без респиратора?

— Да… помню… он заболел…

— В атмосфере Вечного города полно всяких патогенных микробов, и маски их отфильтруют, — продолжил краткую ознакомительную лекцию Дрейк. — Ну и, кроме того, если ты наденешь этот противогаз, тебя уж точно никто не узнает. Кстати, о тех, кто мог бы узнать…

Дрейк приподнял два пистолета.

— Стреляют дротиками с транквилизатором. На случай, если мы наткнёмся на кого-нибудь нежелательного. Одной дозы хватает на то, чтобы вырубить взрослого мужчину часов на пятнадцать с гарантией. — Дрейк посмотрел на Эдди: — Так что никаких смертей, как договорились. Самое худшее, что ждёт твоих бывших сослуживцев, — временная потеря зрения и головная боль.

— Спасибо, — коротко ответил стигиец.

— Я не понимаю, Дрейк! — Честер упрямо наклонил голову, стараясь не смотреть на Эдди. — Только потому, что ты работаешь с одним стигийцем, ты собираешься оставлять в живых всех этих…

— Секундочку! — начал было Дрейк.

— Не надо, Дрейк, — спокойно перебил его стигиец в своей обычной бесстрастной манере. — Пусть выскажется. Я вижу, ему это нужно.

Честер покраснел, но продолжил:

— Стигийцы не сомневались бы, убивать или нет. А ты собираешься щадить их, и всё только из-за нового дружка. — Он бросил презрительный взгляд на чёрные длинноствольные пистолеты: — Ты должен взять настоящее оружие, а не эти детские игрушки.

Эдди спокойно кивнул:

— Я не знаю, что сказать, чтобы ты изменил своё мнение. Учитывая то, через что тебе пришлось пройти. Ты вряд ли будешь слушать…

— А ты попробуй переубедить меня! — запальчиво возразил Честер.

Стигиец подошёл к окну и задумчиво уставился на Темзу и высокие здания на противоположном берегу. Голос его был спокоен и немного грустен.

— Мир, который вы строите, обречён на гибель. Он нежизнеспособен. Вы, не останавливаясь, всё время развиваетесь вширь, хотите всё больше и больше: больше технологий, больше людей, больше свободы… и всё это время вы убиваете собственную планету. Разрушаете свой собственный дом. Основу жизни.

— Но ведь мы же много делаем для того, чтобы сохранить…

— Сохранить природу? — Эдди неожиданно громко расхохотался. Дрейк и Честер смотрели на него с искренним удивлением, они никогда не слышали от стигийца ничего громче тихого смешка. — Ваши политики слабы и безвольны, у них нет ни желания, ни возможности что-то изменить. Простые люди ещё слабее, они стремятся лишь к собственному комфорту. Люди моего народа, стигийцы, могли бы взять ситуацию под контроль. Мы устранили бы и разрушили все слабые политические системы и механизмы. Феодальный строй, при котором каждый — каждый! — человек знает своё место…

— Феодальный строй?!

— Да, как это было раньше. Каждый человек трудится на благо общины. Нет безработных: тех, кто отказывается от работы, отправляют в гетто и исключают из общества. Мы спасём вас от вас самих.

Честер потрясённо посмотрел на Дрейка, но тот молчал:

— Но это… ужасно! И глупо! Если вы хотите спасти людей, как же тогда вы можете убивать их…

— Это единственная возможность достичь нашей цели. Поверь, я благодарен вам за то, что вы не допустили применения и распространения Доминиона.

— Именно поэтому я здесь, с вами. Но ты должен понимать, почему я благодарен. Гуманность здесь ни при чём. Вы делите эту планету с нами, и вы уничтожаете и наш дом тоже. С какой стати мы должны просто стоять в стороне и смотреть, как вы это делаете? Если для спасения планеты от масштабной катастрофы потребуется забрать несколько десятков жизней… почему бы не назвать это просто самообороной?

Честер отчаянно замотал головой.

— Нет! То, что ты говоришь, — это безумие! Бред! Всё и так будет хорошо. Не надо никого убивать…

Эдди махнул рукой в сторону окна.

— Ты не будешь так оптимистичен лет через двадцать… когда уровень моря поднимется настолько, что всё это окажется метров на тридцать ПОД водой. Когда начнутся голодные бунты и ты сам начнёшь убивать за лишнюю пайку хлеба.

— Дрейк, скажи ему!!!

— Ты сам начал этот разговор, — тихо проговорил Дрейк.

Эдди отошёл от окна и взял что-то со своего рабочего стола:

— Честер, я купил для тебя несколько дисков с фильмами. Они очень интересные: из космоса на Землю прибывают разумные роботы, вынужденные сражаться за людей, чтобы спасти человечество и саму Землю…

Честер явно растерялся и не знал, как реагировать. Он шагнул к стигийцу и взял протянутые диски, пробормотав:

— Я… э-э-э-э… Спасибо.

Потом он повернулся к Дрейку, чувствуя себя ужасно глупо.

— Дрейк… Ты уверен, что мне нельзя пойти с вами? Я мог бы быть разведчиком… ну, или просто нести часть снаряжения.

— Не нужно, Честер. Мы справимся, — серьёзно ответил Дрейк. — Нас двоих будет вполне достаточно. Мы тихо придём, сделаем дело и уйдём. Не пройдёт и двух часов, как мы вернёмся.

Честер вздохнул:

— Что ж… тогда пойду смотреть фильмы…

Честер вышел из комнаты.

— Аллилуйя! — воскликнула Элиза, услышав цоканье копыт по мостовой.

Она подбежала к окошку и выглянула на улицу. К дому подъехала повозка, на которой сидели два человека.

— Они здесь!

Её мать выглянула из кухни, вытирая руки фартуком.

— День, о котором мы мечтали и надеялись, наступил! — провозгласила она.

С повозки спрыгнул толстый колонист в сером плаще. Повозка издала протяжный скрип и заметно выровнялась. Толстяк уже шёл к дому, когда вдруг резко остановился, словно вспомнив что-то. Затем он повернулся и направился обратно к повозке.

Элиза в волнении вцепилась обеими руками в подоконник.

— Нет! Что там ещё! Не смей уходить! Неужели это никогда не кончится…

Толстяк покопался в повозке, достал оттуда папку для бумаг и направился обратно к дому. Он едва успел поднять свою мясистую ручищу, чтобы постучать, как Элиза уже распахнула входную дверь.

— Ой! — От неожиданности толстяк слегка вздрогнул.

Элиза невольно уставилась на его брови: они были такими пышными и кустистыми, что напоминали больших, белых, мохнатых гусениц. Толстяк нахмурился, и они зашевелились как бы сами по себе, и Элиза едва подавила неуместное желание потрогать их.

— Дбрутр! — пробормотал смущённый толстяк, неопределённо помахав рукой в воздухе. Белые гусеницы перестали шевелиться и сурово сошлись на переносице. Толстяк достал из папки отпечатанные на машинке листы.