Мервин Пик - Титус Гроун

– Разумеется, господин, проверялись. Кстати, в них были крысы и мыши. Только в одну никто не попался.

– А коты ловят мышей?

– Коты? Видите ли, ваше сиятельство, коты, они…

– По-моему, я поставил вопрос достаточно ясно. Итак, что насчет кошек? Куда дели попавшихся грызунов? Отдали кошкам?

– Не всех, ваше сиятельство, они не успели сожрать всех.

– В таком случае, Свелтер, ступайте и принесите мне одну, да пожирнее! Не стойте истуканом, или вы разучились выполнять приказания?

– Как? – обомлел Свелтер. – Вам – мышь?! Жирную? Я… я… я не…

– Угу! Угу! – Видимо, лорд Сепулкрейв в очередной раз возомнил себя филином.

– Да-да, я сейчас, я мигом, – зашелся от готовности шеф-повар, вдруг сообразив, что получил блестящую возможность ускользнуть от безумца, – мигом выберу вам грызуна пожирнее!

Свелтер пулей вылетел за дверь, и лорд Гроун, перестав угукать, перенес внимание на Флея:

– А вы, господин камердинер, будьте так добры – сходите в сад и наберите охапку сухих веток. Размер и форма значения не имеют. Думаю, вы догадались, что строят птицы из веток? Догадались или нет? Тогда в добрый час!

Флей испуганно вскинул на герцога выцветшие глаза. Взгляд лорда Сепулкрейва поражал полной бессмысленностью. Он был подобен чистому листу бумаги. Неужели этот человек еще способен что-то приказывать?

Неожиданно для самого себя Флей подхватил под мышки Фуксию и метнулся в коридор.

– Я должна вернуться к нему, я должна! – вскричала девочка, молотя камердинера кулаками в грудь.

Вместо ответа Флей издал странный звук, похожий на всхлипывание уходящей в жерло трубы воды.

Однако когда камердинер поставил Фуксию на ноги, она уже не порывалась обратно в комнату отца. Впрочем, Флей не возражал бы, если бы юная герцогиня вернулась – это, как он полагал, дело хозяйское. И потом, отец все-таки…

Фуксия резко вскинула голову:

– Флей, нам нужно срочно разыскать доктора. Со мной все в порядке, я пришла в себя. Нам нужно шевелиться. Да отпусти ты мою руку!

Только теперь камердинер заметил, что сжимает ладонь девочки. Сконфуженно освободив руку Фуксии, Флей отступил в сторону. А юная герцогиня уже нетерпеливо выглядывала в окно, мысленно удивляясь, почему мысль привести Прунскваллера не пришла ей на ум раньше. Девочка сорвалась с места и понеслась по коридору. Не успел Флей моргнуть, как ее каблучки дробно застучали по лестнице. Старик выглянул в окно – Фуксия уже стояла на пороге дома доктора, нетерпеливо дергая за шнурок колокольчика.

Удивленный Прунскваллер раскрыл окно и высунулся наружу:

– Ради всего святого, что случилось? Пожар? Свелтер помирился с Флеем? Из куриного яйца вылупился крокодил?

Фуксия, не замечая медика, продолжала дергать шнурок, а потом и вовсе забарабанила кулаками в дверь.

– А, – сказал доктор задумчиво, – твой визит, должно быть, связан с нашим пациентом? В чем дело? Или кто-то еще заболел? Кто этот человек? Он высокий или низкий, полный или худой, умный или безумный?..

– Да, да, вот именно! Доктор, скорее! Я потом все объясню, только выйдите!

– Понял! – коротко воскликнул Прунскваллер, захлопывая окно.

На выходе из жилого крыла появился Флей, в этот момент дверь дома доктора распахнулась, и тот вышел с небольшим кожаным саквояжем в руках. Ни слова не говоря, он схватил Фуксию за руку и бросился к крыльцу, на котором столбом стоял растерянный вконец Флей.

Фуксия привела Прунскваллера в коридор и остановилась, бросая на него вопросительные взгляды. Эскулап понял, что настал его черед брать быка за рога:

– Да перестань ты нервничать! Сядь и расскажи мне все, что произошло. Ничего не забудь – важна любая мелочь.

– Снова папа, – всхлипнула девочка, – с ним вообще происходит что-то неладное. Даже хуже, чем всегда… Доктор, теперь он представляет себя филином. Доктор, умоляю, помогите ему!

Доктор же смотрел в сторону незаметно подкравшегося Флея. Камердинер делал пальцами многозначительные знаки, стараясь изложить врачу канву последних событий и не обидеть при этом Фуксию. Наконец, уяснив положение вещей, Прунскваллер снова посмотрел на девочку:

– Так, возомнил, значит, себя филином… Очень хорошо… Требует мышей? И веток… Устроился на каминной доске… Ну что ж, характерные симптомы умопомешательства.

– Нет! – закричала Фуксия, не помня себя. – Он просто заболел! Заболел. Потому что сгорела его библиотека, с ним случился нервный срыв. Он болен, но не безумен! Ведь он и разговаривает спокойно, не вопит и не ревет. Доктор, помогите же!

– Вы оставили его в комнате? – поинтересовался медик, протирая очки кусочком сукна.

Фуксия, утирая слезы, молча кивнула.

– В таком случае оставайтесь здесь, – решил Альфред Прунскваллер, выразительно глядя в сторону Флея и зачем-то подмигивая ему, – а ты, Фуксия, сбегай и приведи Стирпайка. Я буду в комнате с твоим отцом. Поскольку у него, как ты говоришь, нервный срыв, понадобится врачебная помощь и все такое прочее. Флей, не стой: у тебя полно работы. Ты не забыл, что на сегодня запланирован торжественный завтрак? Вот и позаботься, чтобы все прошло без сучка и задоринки. А теперь…

Многозначительно одернув камзол, Прунскваллер скрылся за дверью в спальню лорда Сепулкрейва.

Стрелки часов неумолимо приближались к моменту начала торжественной церемонии. Вконец расстроенный Флей ушел в подвал, где, блуждая в подземных галереях, он мог собраться с мыслями, будучи твердо уверенным, что здесь его никто не найдет и не станет невольным свидетелем его слабости. Делать ничего не оставалось – поблуждав по подвалу, старик отправился в сад собирать ветки. Насобирав охапку, Флей внезапно расплакался и швырнул ветки в сторону. Впрочем, через пять минут он все равно подобрал собранное, поскольку ни разу в жизни не ослушался приказа господина. Набрав приличную охапку, старик направился обратно в замок. Несмотря на пронизывающий ветер, на его лбу блестели капли пота.

Госпожа Слэгг стояла возле леди Гертруды – герцогиня, то и дело вскидывая глаза на свое отражение в зеркале, укладывала каштановые волосы в замысловатую прическу. Нянька рассеянно смотрела на герцогиню – все ее внимание само собой концентрировалось на кровати, где возлежал объект ее пристального внимания – Титус. Он был завернут в кусок синего бархата с пришитыми фарфоровыми колокольчиками и опоясан внушительной золотой цепочкой. Один конец цепи закреплен на рукояти меча дамасской стали с выгравированной на лезвии буквой «Г».

Леди Гертруда стала припудривать прическу золотистой пудрой, а нянька неоднократно наклоняться над Титусом. Ребенок – завернутый в бархат руками заботливой няньки – начинал дергаться и недовольно ворчать. Старуха занервничала – не хватало еще, чтобы малыш раскричался. Пошарив взглядом по комнате, нянька взяла с усыпанного птичьим кормом туалетного столика свечу и зажгла ее. Титус, наблюдая за огнем, сразу притих. Впрочем, забава не заинтересовала ребенка надолго, он вновь принялся капризничать.