Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

Более того, похоже, его вообще с той стороны замуровали крепко толстой стеной, а уже потом началось то, что обрушило в шахту тысячи тонн земли.

Холодок гуляет по телу, я зябко передернулся, подумав о том, что если б не договорился сперва с Эркхартой о возвращении… Была же дурацкая идея, что выйду вот, молодой и красивый, разверну могучие крылья и поплыву по воздуху достойно и величаво…

Некоторое время я пытался тыкаться в другие стены, наконец повернул кольцо и ломанулся в дверь, но только зря стукался лбом, не было и намека на то, что пропустит.

То ли стена непроницаемая, то ли кольцо не срабатывает. Но даже если бы удалось, что бы я делал в толще земных пород? Дышать не могу, а наверх вдруг да выбираться с милю?

— Эркхарта, — позвал я дрожащим голосом, — ты здесь?

— Я тебя слышу, — поправил меня ее голос, более мягкий и женственный, как я и заказал.

— Забирай меня взад, — попросил я.

В ее голосе почти прозвучало удивление:

— Уже?

— А ты не видишь, — огрызнулся я, — что здесь?

— Нет, — ответила она.

— Твое счастье, — сказал я, — а то бы поняла, что бывает с техникой без хозяина. Особенно у такого, как я.

— Встань на то же место, — велела она.

— Сейчас встану, — ответил я, — только сперва учти, я оказался на высоте в полтора ярда над приемной плитой. Это к тому, чтобы по возвращении не материализоваться по шею в полу.

Голос ответил после паузы:

— Вношу поправки… Готов?

— Да, — ответил я. — Воздух…

Вспышка света, мгновенная потеря ориентиров, и я договорил механически:

— …набираю.

Подошвы как там и стояли, даже не покачнулся, а голос Эркхарты прозвучал так же ровно и бесстрастно:

— Убедился?

В сторонке приветливо ржанул Зайчик, а Бобик бросился мне на грудь, быстро лизнул в нос, прежде чем я успел отгородиться локтями.

— Нет, — ответил я с достоинством. — Я же царь природы! На меня даже ее законы не действуют… во всяком случае, не все, ибо я сам их устанавливаю. Думаю, за это время ты подыскало… подыскала какие–то еще?

— Почему так думаешь?

— Чудится, — ответил я с апломбом. — Кажется! Мерещится. В общем, замечательная мужская интуиция, что превосходит даже женскую. И, как я понял по твоему вопросу, все–таки еще парочку нащупала?

Мне почудилось в голосе Эркхарты недоумение:

— Верно. Два источника сигнала перемещателя. Но… как? Как ты узнал?

— Ха, — сказал я, — и еще раз три ха. Можно даже четыре, хоть и с натяжкой. Вот очеловечивайся быстрее, все поймешь, даже разъяснять не надо будет… И что за сигналы?

— Исходят из довольно далеких один от другого мест, — сообщила она, — однако достаточно устойчивые.

— Тот тоже был устойчивым, — буркнул я и передернул плечами, представив, что та камера могла не выдержать напора земной коры и сплющиться, заодно раздавив и царя природы. — А нельзя прощупать отсюда?

— Что?

— Все, — ответил я твердо, — насчет того места. Глубина, толщина стен, в каком там состоянии, не вступлю ли в какие–нить фекалии… Я такой, предусмотрительный.

Она проговорила холодно:

— В моем словаре у предусмотрительности иное значение.

— Устарел, — сказал я авторитетно. — Мир развивается, а словари фиксируют окаменевшие идиомы. Ты слушай сюда, я знаю лучше. Я вот постоянно саморазвивающаяся система в оптимальном, так сказать, варианте. Потому и говорю, давай маханем, в смысле, совершим вторую попытку? Где ближайший источник?

Голос Эркхарты прозвучал ровно и безмятежно:

— Занимай правильное положение. Набери в грудь воздуха…

— Уже, — сказал я. — Поехали!

Снова вспышка, легкое головокружение, Эркхарта правильно истолковывает даже эвфемизмы, явно у нее на каждое множество значений…

Темное помещение, я покачался на ногах, но устоял, Эркхарта проделывает переносы все точнее и увереннее. Возможно, ей самой становится чуточку любопытно, все–таки тысяча лет наедине с собой… пусть даже могла смотреть на практически не меняющуюся внизу поверхность планеты.

На всякий случай я не двигался, только быстро позыркал в стороны. Первое впечатление, Эркхарта ошиблась и перенесла снова в то же место. Стены такие же уродливые, выпуклости и впуклости на тех же местах, вообще все такое же.

На всякий случай ткнулся в дверь, та не поддалась, но после сильного пинка вздрогнула. Это ободрило, в прошлый раз вообще подпирала с той стороны монолитная стена.

Ударил плечом, с третьей попытки нечто хрустнуло, дверь распахнулась. Я выглянул осторожно, готовый увидеть любые чудовища, но дальше крохотная площадка, и за ней вертикальная шахта, широченная, словно поставленный стоймя тоннель, что под Большим Хребтом.

Там далеко–далеко вверху нечто светится, возможно, это солнечный свет, страшно и подумать, на какой я глубине.

Я с тоской и злостью подумал, что снова придется возвращаться. На всякий случай присел, сосредоточился и долго старался превратиться в дракона. Не получилось, тогда изо всех сил тужился, сосредотачивался, пыхтел, напрягался, пытаясь просто отрастить крылья, неважно, что из меня получится, лишь бы подняться по гигантской трубе вверх, а что не красавец — неважно, мужчина и так уже красив, раз он мужчина, и вообще внешность — не наше дело…

Голова разогрелась, как и все тело. Нет, придется снова звать Эркхарту. На этот раз совсем уж утвердится в своем превосходстве над жалким человечишкой с его животными инстинктами… то и гляди вообще перестанет общаться с такой тупой и упрямой никчемной мелочью.

Я перебирал все способы, все не то, потом ощутил, что нервно шевелю пальцами, спохватился и посмотрел на кольца. За бесполезностью многие из них снял, но когда в схватке с Терросом все на мне сгорело, включая доспехи, оружие, зачарованный пояс, браслеты на бицепсах и запястьях, амулеты на груди, то кольца расплавились первыми, хоть и волшебные.

Долгое время я ходил вообще без них, а потом, поддавшись уговорам сэра Жерара, дескать, не лычит сюзерену ходить с голыми пальцами, когда каждый вельможа щеголяет целой россыпью драгоценных камней на кольцах и перстнях.

Мне в словах «лычит» или «не лычит» слышалось знакомое «лычка», что значит соответствующий ранг, и если какой–то благородный человек ведет себя так, как ему не лычит, то это значит, ведет себя недостойно.

Я тогда надел только одно колечко, сэр Жерар сказал сварливо, что такие неприметные носят разве что крестьяне, я добавил перстень с камешком, но и это, оказалось, не совсем, пока не нацепил полученное от короля Хенрига Первого. На мой взгляд, самое заурядное, но сэр Жерар с удовлетворением заметил, что в нем рубин особенного оттенка, таких ни у кого нет. Опытный взгляд сразу такое замечает, и уважение к моему высочеству только возрастет…