Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

Нехорошее подозрение стукнуло в голову, то–то этот эльф попытался отстраниться, когда я его прижал к себе крепко, да и я ощутил, что при всей хрупкости он не должен бы оказаться впереди таким нежно–мягким.

Я спросил хрипло:

— Ты… хто?

Эльф ответил нежным голоском:

— Я Лалаэль, дочь верховной жрицы. Мухтаэль очень боялся идти с тобой.

— А ты…

— Я и сейчас боюсь, — прошептала она, — но мама любит больше его, так что я решилась.

Я огляделся, рывком надвинул ей капюшон на голову и сказал торопливо:

— Нам нужно выбираться отсюда!

Она пискнула:

— Зачем?

Я оглянулся на деревья, за которыми домик жены Астральмэля и остальных его жен по праву левирата.

— Надо, и все!

Она боязливо вздрогнула, когда я ухватил ее за руку и потащил в сторону выхода из леса.

Через кусты я ломился, как лось, сокращая расстояние, пока обо мне не распространилась весть и не дошла до королевы. Да и перед Гелионтэль с ее сестрами объясняться что–то вот ну не хочется как–то даже. Хотя ничего не украл, а бывают ситуации, когда чувствуешь себя виноватым уже потому, что на тебя могут что–то подумать не совсем то, что хочется, чтоб о тебе думали.

Запыхавшись, она пропищала:

— Почему убегаем?.. Разве там не эльфы?

Я сказал строго:

— Лапушка, раз уж рискнула подменить брата, то… должна просто повиноваться. Не спрашивая! Ты теперь зольдатэн! Можно просто, по–нашенски: зольдат.

Он бежала, задыхаясь не от усилий, легкая, как белка, а от ужаса.

— Нас кто–то преследует?

— Да!

— Кто?

— И не спрашивай, — отрезал я. — Ты ищщо маленькая. Тебе сколько, всего лет сто–двести?

Она наморщила нос и не ответила, а я подумал в удивлении, неужели эльфиек тоже непристойно спрашивать о возрасте. Если так, то они впишутся в человеческое общество, точки для соприкосновения уже нащупываются.

Я покосился на ее грудь, небольшую и аккуратную, но как у козы, выдвинутую вперед острыми кончиками. Да, основные из этих точек я уже ощутил.

Кое–где мелькнули силуэты эльфов, у опушки я заметил затаившихся в кустах часовых, удержался от желания злорадно сказать, что прячутся плохо, почти бегом пробежал мимо, волоча за руку Лалаэль, пока ничего не спросили.

Вообще–то я влип, сглупил с этим браслетом, слишком ненавижу сидеть без дела и чего–то ждать, когда у меня такие возможности. Вот и свозможностил так, что язык на плече, а глаза враскоряку: ну и что теперь?

Эльфийка испуганно съежилась, когда после леса я затащил ее в первый же попавшийся овраг. Лицо стало совсем несчастным, губы задрожали, а на длинных чудесных ресницах повисли крупные жемчужины слез.

Я сказал сварливо:

— И не мечтай, поняла?

Она пискнула:

— О чем?

— Знаешь, — огрызнулся я, — о чем. Уж картинки всякие смакуешь, жертва несчастная, посмотрите на нее!.. Нет уж, тебе предстоит нечто похуже и позабавнее.

Она вздрогнула и съежилась, глаза стали совсем как блюдца. Маленькая, худенькая, смотрит на меня снизу вверх, как зайчик даже не на волка, а на некого монстра, нависающего над нею всей громадной тушей.

— А–а… что будет?

— Мы забрались очень далеко, — сказал я. — Были в Морданте, хотя тебе это вряд ли что говорит, а теперь мы в Турнедо. Понятно, это говорит еще меньше. То есть с минусом. До Ламбертинии рукой подать, но все равно рука должна быть длиной в полтора королевства: половину Турнедо и целиком Шателлен… К счастью, не вдоль, а оба поперек, но все равно такие руки вряд ли отрастить сумею даже на усиленном питании… Ты не прислушивайся, это я сам с собой, люблю поговорить с умным человеком и потому такую чушь несу…

На самом деле выход только один: превратиться в дракона, взять ее в лапы и отнести в земли сэра Мидля, а там снова в человека. Эльфийка уписается от ужаса, но это ничего, я же на загривке ее понесу. Лишь бы не померла с перепугу. Нужно только предупредить, что превращусь в дракона…

Потом, правда, придется ее ловить по степи, чтобы ухватить лапами, но, думаю, поймаю. Даже если будет отстреливаться из ее игрушечного лука.

Да, самая верная идея…

Я вздохнул и сказал громко:

— Зайчик, ко мне!.. Бобик, ко мне!.. Ну, кто быстрее?

Эльфийка вздрогнула, быстро обернулась, глядя по сторонам дико расширенными глазами. Никого не обнаружив, снова начала с подозрением присматриваться ко мне.

Я сказал наставительно:

— Лапочка, я — крупный государственный деятель. Видишь, какой у меня рост и какие плечи? Можешь и бицепсы пощупать, чтобы убедиться, тебе разрешу… Бицепсы есть и на руках. А у государственного деятеля, особенно крупного, всегда много важных государственных тайн, так что не делай глазки, когда что–то не понимаешь. Медленно и постепенно будут открываться и тебе, поняла?

Она замедленно, но послушно кивнула.

— Да… если так у людей.

— Именно так, — подтвердил я. — Это вы там все бесхитростные, дети природы прям, а мы… сложные в общем. Что такое сложные, объяснять не буду, тебе еще нельзя, ты совсем маленькая.

Она надула губы, но возражать не стала. Возможно, почуяла провокацию, женщины спинным мозгом чуют то, что понять не в силах, а эльфы тоже в некотором смысле люди. Во всяком случае, эльфийки — точно.

После долгой паузы, когда я только лежал на спине и ее даже не укусил, она осмелела и спросила задиристо:

— Почему ты решил, что я еще маленькая?

— По бесстрашию, — ответил я честно. — И самопожертвованию. Взрослые уже знают, мир опасен. Даже твой брат знает… он ведь старше? Ну вот. А ты еще не знаешь. Доверилась даже мне, еще не предполагая, какое я чудовище.

Она опасливо отодвинулась, вся собралась в комок.

— Правда?

— Истинная, — подтвердил я. — Но тебя не обижу. Ты мне доверилась, тебя буду защищать. Всех других буду жрать, обижать и мучить. А тебя нет.

Она смотрела серьезно и пытливо, глаза чистые, искренние.

— А… зачем?

Я изумился:

— Как это зачем? Обижать и мучить — приятно! Ты бабочкам отрывала крылышки?

Она замотала головой:

— Никогда. А ты?

Вопрос прозвучал неожиданно, я вздохнул и развел руками.

— Вообще–то и я не отрывал. Ладно, это у людей называется шуточки. Не всегда они умные, да от шуток этого и не требуется.

Раздался далекий треск, что мгновенно оказался близко. Над оврагом пронесся ветер и повалил траву. Через секунду к нам спрыгнул Бобик, показал эльфийке зубы, а меня повалил и начал облизывать в полном восторге, что отыскал, что я его позвал, что мы снова вместе.

Над головой послышалось презрительно–обиженное фырканье. Арбогастр, стоя на краю оврага, свесил голову и рассматривает нас с любопытством. От его тела идет не пар, а поднимается сухой накаленный воздух, что так и струится мощным потоком, стадо ленивых орлов сможет парить, растопырив крылья.