Алексей Челноков - Сытый бунт. «Грязное белье» оппозиции

В декабре отряд понес первые потери. В бою у горы Орлина погиб от снайперской пули 22-летний Андрей Нименко. Тогда «Царские волки» пошли в психическую атаку. Идя цепью в полный рост, в тумане, они без единого выстрела захватили господствующую высотку. Мусульмане вели огонь по голосам, но, не выдержав нервного напряжения, покинули позиции.

О русских в Боснии заговорили, как о героях. Платили, правда, по-прежнему всего сотню немецких марок в месяц. Этого едва хватало на сигареты. Но приходилось «держать марку», вновь и вновь доказывать, что «русу все нипочем», что он приехал бескорыстно умирать за сербский народ.

30 декабря русским приказали захватить селение Джанкичи. Ас, воскликнув: «А теперь я поиграю в Александра Матросова!», в одиночку захватил два мусульманских бункера.

Одно название «Царские волки» по-настоящему наводило страх на мусульман. Об операциях отряда писали в газетах, передавали в телевизионных репортажах. Русские стали желанными гостями в каждом сербском доме. Беженцы жертвовали последними запасами, чтобы их накормить и вдоволь угостить ракией.

Отряд постепенно становился заложником своего героизма. Отказываться от участия в особо опасных акциях, на которые не соглашались даже отборные отряды сербских четников (штурмовиков), русские уже не могли, предугадывая упреки в трусости и неблагодарности. Этим воспользовалось высшее командование, имевшее к «волкам», как впоследствии узнал Мухарев, не только патриотический интерес…

Боевики Мухарева почувствовали двойную игру не сразу.

Перелом в отношениях наемников с сербами произошел в январе 93-го. «Царских волков» бросили на мусульманскую артиллерийскую батарею, стоявшую под Твырдковичами. Сербские ополченцы прикрывали, заняв невдалеке оборонительные позиции. Русские выполнили приказ, но мусульмане, зайдя с тыла, предприняли мощную контратаку. На призыв о помощи сербы ответили по рации так: «Мы уходим. Если можете, спасайтесь сами».

Преданные, по сути, «волки», прорываясь из окружения, потеряли шестерых бойцов. После этого были замечены первые случаи мародерства среди русских.

Мухарев к тому времени уже принадлежал к кругу избранных. Он был принят на правах «своего» в группу представителей местной администрации и полевых командиров, которая полновластно распоряжалась судьбами вишеградской общины. Эти несколько человек контролировали торговлю оружием, поставки продовольствия и медикаментов. Они – по сербским меркам – были весьма состоятельными людьми.

Командир русских наемников поначалу воспринимал этот «полевой бизнес» как должное. Правда, он слышал от кого-то, что мусульмане платили сербским командирам огромные деньги, чтобы выкупить свои села, захваченные сербами с огромными потерями.

Но к таким слухам относился как к абсурдным и даже кощунственным.

Он, по его словам, испытал страшное потрясение, когда самому пришлось окунуться в грязь (не окопную – настоящую) войны. Однажды сербский полевой командир предложил ему «войти в долю». Это не была сделка по продаже оружия. Все обстояло гораздо циничнее, ибо речь шла о человеческих жизнях, точнее, о жизнях его боевых друзей. Мухареву предложили несколько десятков тысяч марок за то, что он бросит своих ребят на неприступный бункер. Сделку финансировал крупный сербский предприниматель, которому почему-то позарез понадобился завод, захваченный мусульманами.

Командир «Царских волков» понял, что его отряд – пушечное мясо, товар, которым торгуют оптом и в розницу. Через два месяца он вернулся в Москву.

Опыт двух войн не прошел даром. В крови Мухарева заметно поубавилось адреналина, и смертельный риск уже не казался наркотиком. Все надежды обратились на праведную гражданскую жизнь.

В Москве он нашел приют в комнатенке давнего приятеля. Оставалось отыскать лишь поприще, где честно и трудолюбиво можно обеспечить житейское благополучие.

Из войны Мухарев, помимо прочего, вынес стойкое отвращение к политике. Боевиков от национал-патриотов называл «недоносками». Зная, говорил, что их крутость – до первого боя.

В бизнес, как оказалось, с ходу уже не протолкнуться: времена шальных денег позади. Надо было искать работу, сообразуясь со специальностью.

Пробовал устроиться водителем. Куда ни обращался – отказ: «У вас нет московской прописки». В конце концов приняли охранником. Через два-три месяца сократили, так как фирма набрала профессионалов, имеющих лицензию на ношение оружия. Получить ее Мухарев не мог опять же из-за прописки.

Но он не унывал. Пошел охранять в другое место. График подходящий: сутки через трое, а в свободное время можно придумывать и реализовывать оригинальные проекты. Не сразу, конечно, думал он, но, скажем, через полгода непременно будет хорошая прибыль.

Мухарев слал факсы в офис «Пепси». Предлагал свои ноу-хау – как этой мировой фирме разбогатеть, не вкладывая особых средств. За идею он просил всего один процент.

Он смоделировал и скроил универсальный бронежилет. Примерно такой, какой сам носил в боснийских горах. Предложил спецпредприятию поставить его на поток.

Шли месяцы, он ждал ответных предложений. За это время познакомился с женщиной, которую полюбил, и рассчитывал наконец создать семью.

Он продолжал следить за событиями в Боснии. Даже издалека понимал, что сербы готовятся к захвату последних мусульманских анклавов. В глубине души было досадно, что он не там, в гуще событий.

Но о нем вспомнили. Из Вишеграда позвонил старый знакомый, сербский полевой командир:

– Ас, выручай. Много раненых с переломами костей, но совсем нет специального медицинского оборудования. Богом заклинаю: собери денег, привези, сколько можешь. Здесь все до цента тебе вернем. Клянусь Богом.

Мухарев обошел всех знакомых. Кто дал 300 долларов, кто – 1000. Сумма сложилась примерно в 10 тысяч долларов. Он купил пять аппаратов Илизарова, а также оптику – бинокли и приборы ночного видения. На оставшиеся деньги – билет до Белграда.

На границе с Боснией сербы потребовали у Аса 45 «дойч марок». Оказалось, что Вишеград, как и прежде, стал туристским центром и каждый приезжий должен продемонстрировать свою платежеспособность. Его доводы – мол, для ваших же раненых везу оборудование, – не действовали.

На счастье, проезжал мэр Вишеграда Бранко Савович. Сразу узнал: «Ас приехал!», – усадил в свой «Мерседес». В Вишеграде везде – на улицах, в учреждениях – его тоже быстро вспомнили. И чуть ли не носили на руках.

В те дни планировалось наступление на последний мусульманский анклав – в Горажде. Мухарев, зная, как затягивает война, поспешил восвояси. Но денег на билет в обратный конец не было. Полевой командир, обещавший «вернуть все до цента», не отдал даже доллара. Оправдывался: «Извини, друг, снова начинается война, все деньги ушли на покупку оружия».