Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-консорт

Его тоже разместили в том же крыле, а я побежал встречать новых гостей. Как и все рутинное, хоть и праздничное, я предпочел бы спихнуть на других, но сэр Жерар сказал настойчиво, что встречать должен я и только я, это подчеркивает мое положение хозяина и властелина, гостям напомнить это нелишне.

Я возразил, что тогда лучше бы герцог Готфрид, но сам понимал, что не получится: герцог с головой ушел в радостные хлопоты по набору новых братьев в Орден Марешаля. Правила приходится резко ужесточать, это в изгнании жизнь Ордена едва теплилась, когда собирались тайком в пещерах, но сейчас, когда Орден резко набирает мощь и пользуется поддержкой власти, кто‑то придет и ради выгоды.

Я все еще разбирал бумаги насчет учреждения независимых судов для черни, это нужно подать так, что благородным лордам не стоит пачкаться разбором их жалоб, пусть простолюдины сами создают свои суды и судят друг друга. Это будет называться судами присяжных, а благородные люди должны заниматься благородным делом: учиться воинскому ремеслу и защищать некое таинственное Отечество, которого пока нет, но которое будет.

Сэр Жерар вошел и поклонился, на лице непонятное выражение, смесь торжественности с едкой иронией.

— Ваше высочество, — произнес он чопорно, — вашего внимания просят старший герольдмейстер и верховный церемониймейстер!

— Ого, — сказал я невольно. — Надо же… Что ж, просите. Только оставайтесь с нами, вдруг что подхрюкнете дельное.

— Ваше высочество!

— Или возразите вовремя, — добавил я.

— Вы меня переоцениваете, — сказал он гордо. — Возражать вам? Мне голова дороже.

Он вернулся в коридор, я слышал там голоса, затем в кабинет чинно и с достоинством вошли герольдмейстер, да не просто герольдмейстер, а главный, и верховный церемониймейстер королевского двора.

Оба высокие, худощавые, но не слишком, олицетворение того, какими должны быть мужчины в возрасте, чопорные, сдержанные, чисто выбритые, в одежде все подобрано так, начиная от материала, цвета, формы и множества украшений, что даже мне все показалось уместным.

От обоих повеяло таким аристократизмом, что я попытался скосить глаза и проверить, застегнул ли ширинку и не в глине ли мои сапоги.

Оба достались от Кейдана, но так как ничем абсолютно не интересуются, кроме формы одежды, гербов и соблюдения церемониала, то не стал их убирать. Чем меньше перемен — тем лучше. У лордов создается иллюзия, что в королевстве ничего не изменилось, а это очень важно для тех, кто собирается менять все круто, глубоко и резко.

Оба одинаково поклонились, с полным почтением, но в то же время и с таким монолитным достоинством, что многим во дворце стоило бы брать у них уроки.

— Слушаю, — сказал я с непроницаемым лицом.

Церемониймейстер проговорил бархатным голосом:

— Ваше высочество, в связи с предстоящим событием хорошо бы, как заведено традицией, даровать вашим близким подданным некоторые вольности.

— Вольности? — воскликнул я. — Вы что, либералы? Карбонарии?.. Да я душитель вольностей, не слышали?

Церемониймейстер несколько опешил, а герольдмейстер сказал красивым звучным голосом:

— Ваше высочество, сэр Гринвуд имеет в виду символические вольности. И только для самого узкого круга.

— Что именно? — спросил я настороженно.

— Мы подготовили указ, — объяснил он, — вам нужно только вписать в него имя или даже имена, которые сочтете нужным. Вы можете даровать высочайшую привилегию кому‑то из лордов обращаться к вам по имени или же сидеть в вашем присутствии.

Церемониймейстер добавил:

— Или не снимать шляпу в вашем присутствии!

Я сказал с облегчением:

— А — а-а, вот вы о чем… Да, это весьма как бы даже зело пользительно для блага страны и королевства тоже. Высшие привилегии, которые ничего не стоят, но ценятся безумно высоко!

— И являются предметом постоянной зависти, — добавил герольдмейстер скромно.

— Прекрасно, — сказал я. — Это весьма… Давайте указ!.. Та — ак, первым впишем графа Альбрехта, а также Макса… А еще им высочайшим повелением разрешаем не вскакивать, когда я захожу, чем бы они ни занимались, свиньи такие.

Церемониймейстер следил через мое плечо, как я вписываю своих сторонников, деликатно напомнил:

— А не слишком ли заметно, что вы обошли всех герцогов, включая даже Ульриха, Готфрида…

— Это для равновесия, — буркнул я. — Сам не могу к ним на «ты», против и возраст, и правила этикета, а с герцогами Меганвэйлом и Шварцкопфом и возраст, и недостаточно близкое знакомство… Зато впишем сэра Растера…

Церемониймейстер спросил еще деликатнее:

— А его… за какие заслуги?

— А он и так со мной на «ты», — объяснил я, — без всякого разрешения. Ему хоть кол на голове теши. Он же ветеран, а я новичок… как он считает.

— Тогда, может быть…

— Нет, — сказал я твердо. — Пусть незнатен и беститульный, но преданный друг! И вообще личность. Наставник молодежи. Знаток гарпий. Легенда, можно сказать! Это я должен быть горд знакомству и общению с ним.

Оба поклонились, когда я вписал последнее имя и поставил размашистый росчерк.

— Ваше высочество…

— Погодите, — сказал я, — есть идея… Я такой, у меня их много, и все какие‑то разные…

Они остановились у двери и смотрели на меня в ожидании.

— Да, ваше высочество?

— Ага, — сказал я, — вот оно, на ходу импровизирую, разве я не чудо? Подготовьте еще один указ… даже два. В связи с тем, что Геннегау отныне является не просто столицей королевства, но столицей содружества королевств… к которому присоединились еще и Ламбертиния с Мезиной, потому повышается значение и должностных званий при королевском дворе.

Церемониймейстер вежливо наклонил голову, изящно выгнув ее еще и чуть набок.

— Ваше высочество?

— Вводятся две новые должности, — объяснил я. — Генеральный герольдмейстер и генеральный церемониймейстер! Однако, чтобы не плодить лишние сущности и в яростной и непримиримой борьбе с раздуванием штатов, повелеваю упразднить должности главного герольдмейстера и верховного церемониймейстера королевского двора. Взамен их вам разрешается набрать штат помощников.

Оба сперва ошалели, затем расцвели такой чистой радостью, что я даже позавидовал, ну что это мне все только и норовят вилы в бок, есть же люди, которым всегда хорошо.

— Ваше высочество!

— Ах, ваше высочество…

Я милостиво улыбался, когда они, сгорая от счастья, попятились и вышли, уже полные творческих планов в связи с повышением по службе.

Сэр Жерар появился почти сразу, по обыкновению мрачный и сосредоточенный, но, как мне показалось, про себя веселится хитрому ходу, когда я осчастливил двух придворных работников, дав им так вроде бы много, а на самом деле ничего, но это могут оценить только армландцы или какие‑нибудь дикие скарляндцы.