Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя

Физиономия у Хадамахи сморщилась, будто он готов расплакаться:

– Не знаю, госпожа жрица, вот как Огонь свят – не знаю я! Если б меня кто посмотрел… – Он замялся, поглядывая на жрицу с опасением и в то же время надеждой. – Если б сам Содани время нашел…

– Ты Содани выбить собираешься, и ты же хочешь, чтоб он тебя посмотрел? – аж взмыла в воздухе жрица.

– А чего тут такого? Я большим игроком стану – обязательно буду молодых смотреть! – голос Хадамахи был полон страстной, восторженной надежды. – Это ж каменный мяч – игра богатырей! Тут все не как-нибудь, а по-благородному!

– Ты переоцениваешь благородство каменного мяча, – пробормотала жрица.

Ее запахи менялись стремительно – в них появилась сильная нотка азарта, похоже, ей пришла в голову нешуточной силы идея! Лишь бы та самая, что нужна.

– В городской команде тебе большим игроком никогда не стать, – с наивным стойбищным силачом можно было говорить напрямую. – Хочешь, я тебя с тойоном храмовой познакомлю?

Хадамаха могуче задумался – мыслительные усилия аж волнами распространялись вокруг него.

– Не-е, – наконец с сожалением протянул он. – А ежели он скажет, что я не гожусь? Как жить после этого? – Хадамаха по-настоящему всхлипнул – эдакая большая, наивная, чувствительная гора мускулов. – Лучше на следующей игре проявлю себя, и вот тогда…

А вот тогда от желающих прибрать перспективного игрока к рукам отбою не будет и первой стать не удастся, – несмотря на свойственную голубоволосым скрытность сейчас мысли жрицы были написаны у нее на лице.

– Ну или пусть Содани посмотрит – все-таки свой брат, игрок, не так боязно, – продолжал гнуть свое Хадамаха.

– Да пойми же ты – к Содани так просто не пробиться!

Хадамаха поглядел на жрицу с недоверием ребенка, который чувствует, что его обманывает взрослый:

– Чтоб целая живая жрица – и не могла какого-то игрока заставить? А вы ему прикажите!

– Все жрицы пока живые – целые, это они только после смерти в кусочках! – разозлилась та. – Над жрицами еще Снежная Королева есть, и Советник…

– Неужели Содани – сам Советник? – словно бы от ужаса забыв о почтительности, перебил ее Хадамаха.

– С чего ты взял? – опешила жрица.

– Ну Королевой он быть никак не может, – с все той же простодушной обстоятельностью пояснил Хадамаха.

– Дурень ты здоровенный! Покровительствуют они ему, понимаешь? А может, и не Королева с Советником, а вовсе четыре верховные – Айгыр, Айбанса, Дьябылла и Демаан! Содани твой у них во дворце живет. На тренировки в закрытой оленьей упряжке ездит. Ни с кем не встречается, не разговаривает… Ну какие же вы упрямые, игроки! – жрица уже и не замечала, что почти умоляет строптивого мальчишку. Она зависла в воздухе, покусывая губу и явно терзаясь сомнениями. – Ладно… – наконец выдавила она. – Я подумаю, что можно сделать, – если что-то получится, через твоего тойона тебя найду! – И она стремительно взмыла в воздух. Пущенная ею вдоль площадки струя Пламени прошлась у самого носа старшины кузнецов, заклубилась пылающим водоворотом и разлетелась мелкими трескучими искрами, выдавая бушующее в жрице раздражение.

Хадамаха мысленно усмехнулся и, стараясь двигаться с беспечной неторопливостью, пошагал прочь. Остановился возле уличной торговки – купил два оленьих молока на палочках. Посредине налитого в небольшие плотные туески молока торчала вмороженная палочка – румяная веселая торговка хваталась за нее и с чмоканьем выдергивала замерзший белый молочный конус из туеска. Ухватив молоко за палочки, Хадамаха побрел в сторону дядиного дома. Он был доволен собой. С ходу добраться до Содани он и не рассчитывал, а вот услышанные от жрицы сведения его заинтересовали. Не только простые фаны, но и сами жрицы не знают, откуда он взялся – Содани, великий игрок! Как из Нижнего мира вынырнул… Хадамаха тряхнул кудлатой головой, отгоняя глупую мысль. В том, что Содани во дворце верховных живет, может, и впрямь ничего особенного нет – чтоб здешние поклонницы не приставали, особенно такие, как эта жрица! Хотя не слыхал Хадамаха, чтоб кого из игроков так ограждали, – но он в столице не бывал, не знает, как у них принято. А если жрица ему и впрямь встречу с Содани устроит… Хадамаха задумался: о чем же он Содани спрашивать-то станет – почему у того ладони под мячом рыжим отсвечивают?

Парень досадливо цокнул языком и вдруг ухмыльнулся. Надо же, ему встречу с самим Содани пообещали – мечта любого молодого игрока! – а он только и думает, как бы из того сведения вытянуть! Может, прав тысяцкий и каменный мяч вовсе не главное его дело?

Хадамаха остановился у порога, поняв, что в задумчивости добрел до самого дома. Привычно насторожившиеся уши уловили голоса за дверью – если соседки и впрямь с бабушкой не разговаривали, но делали они это громко и прямо у нее на кухне!

– …в одиночку целую банду разогнал, потом снова догнал да повязал! – рассказывал шамкающий старушечий голос.

– Молодец парень! – согласился второй женский голос, помоложе. Соседка-кожевница, дядька еще у нее для Хадамахи стражницкую куртку покупал. – И в игре отличился, и в страже трудится, всего-то тринадцать, а для дома уже добытчик! Глядишь, через День-другой в большие люди выбьется!

– Разве ж мне добычи надо, успехи надо, награды его надо? – страдальчески вздохнула бабушка. – Главное ведь, чтоб внук с бабушкой вежливый был, почтительный, советы бабушкины слушал! Да такому ребенку я бы сама все отдала, он бы у меня палец в теплую воду не опускал! А они – что сын, что Хадамаха… Домой пришли, не расскажут ничего, не посоветуются – они, видите ли, устали! И мать Хадамахина такая же была! Просто-напросто выкинули меня из своей жизни – все как один!

Умгум, мрачно подумал стоящий на пороге Хадамаха, а жизнь нам, видать, дадена только для того, чтоб бабушка ею командовала да направляла. Иначе и живем-то мы непонятно для чего! Он любил своих родителей – с вечным отсутствием ушедшего на охоту отца, с его злостью, когда дичь не шла и рыба не ловилась, с его нелегким характером. Любил мать с ее постоянными хлопотами и долгими походами по лесам в поисках целебных трав и возней с заболевшими детенышами, ради которых она оставляла Хадамаху. И брата любил – таким, какой он есть! И они любили его – со всеми его желаниями, мечтами и планами. С его собственной, только ему принадлежащей жизнью! И каждая его удача заставляла отца и брата восторженно реветь, а мать молчала, но так улыбалась, так! Хадамаха точно знал, что им нужны и его добыча, и его успехи, и его награды. Даже больше, чем свои собственные. Потому они и отпустили его сюда, хотя Хадамаха точно знал – не хотели, чтоб он уезжал! Но они любили Хадамаху всего, целиком, а не требовали, чтоб он выбросил из своей жизни все, что им не подходит, и оставил только удобный для кого-то кусочек! Как, например, хорошего внука собственной бабушки! А помянутой бабушкой воды – хоть холодной, хоть теплой – Хадамаха, кстати, не боится совершенно!